Рабле собирал и другие сувениры из нехристианского мира, когда рылся на римских рыночных прилавках, покупая «чудесные вещицы» не только с Кипра и Крита, но и из Константинополя[715]
. Может быть, пока он там бродил и переговаривался с торговцами, ему попадалась на глаза рукопись по космографии и географии Африки некоего «Джоан Лионе Гранатино»? А во время последнего своего приезда в Рим вместе с дю Белле в 1548–1549 годах не слышал ли он о том, что Джованни Баттиста Рамузио собирается издать «Описание Африки» Джованни Леоне Африкано? И не мог ли Жан дю Белле, отправившийся с миссией в Рим в 1550 году, купить только что отпечатанный экземпляр этой книги, чтобы привезти его Рабле, оставшемуся в Париже?Можно представить, с каким удовольствием Рабле читал бы книгу ал-Ваззана об Африке, но его изданные после ее выхода произведения, а также изменения и исправления его текстов не носят никаких явных признаков того, что он ее читал. В 1552 году появилась окончательная редакция «Четвертой книги», большого рассказа о путешествиях Пантагрюэля, Панурга и их спутников. В глоссарии необычных терминов Рабле несколько шутливо определил «каннибалов» как «безобразных людей в Африке, с лицами, похожими на собачьи, и лающих вместо смеха». Он мог видеть надписи об «антропофагах» — «пожирателях плоти» — на картах Африки в последних изданиях «Географии» Птолемея, помещенных либо в «Этопии», либо в юго-восточных «неведомых краях», но он не нашел бы их в той Африке, которую описал ал-Ваззан[716]
. (Ибн Халдун в «Мукаддиме» поместил людоедов в первый пояс, к югу от Земли черных, где «люди ближе к бессловесным животным, чем к разумным существам», но его текст был неизвестен в Европе, и ал-Ваззан не следовал ему. Худшее, что сказал ал-Ваззан о нецивилизованных обитателях юга, это что они, «как животные», не имеют религии и совместно владеют женами[717].)Приведем еще пример. Рабле определил «водопады Нила» как «место в Эфиопии, где Нил падает с высоких гор с таким ужасным шумом, что окрестные жители почти глухи, как пишет Клод Гален. Епископ Карамитский, который был моим учителем арабского языка в Риме, сказал мне, что этот шум можно услышать на расстоянии более трех дней пути. Это так же далеко, как от Парижа до Тура». Рабле ссылается на Птолемея, Страбона и других классических писателей, но не на ал-Ваззана. Арабские географические источники описывали два водопада на Ниле: один к югу от Асуана, а другой — «ужасающий», «грохочущий» — в нескольких днях пути вверх по течению в направлении Донголы. Ал-Ваззан не упомянул ни того ни другого и сказал только, что, может быть, есть водопад в далеких Лунных горах, ал-Камар, который, по мнению некоторых, является источником Нила; но все это лишь «догадки, потому что никто там не был и его не видал»[718]
.В «епископе Карамитском» Рабле мы слышим, возможно, отголосок уроков арабского языка Джованни Леоне. Но, может быть, он упомянут в шутку, ведь христианин-монофизит из Великой Армении, где находится Карамит, мало подходит на роль учителя арабского языка, а познания в нем Рабле, по-видимому, ограничивались несколькими словами[719]
.Давайте тогда рассматривать ал-Хасана ал-Ваззана и Франсуа Рабле не с точки зрения того, послужил ли первый источником для второго или вдохновил его на какой-нибудь сюжет, а скорее как современников, в чьих жизнях, в том, как они думали и писали, мы можем обнаружить поразительное сходство, несмотря на пролегающий между ними водораздел всяческих различий. Конечно, между этими двумя людьми есть расхождения. Ал-Ваззан уж точно не одобрил бы непочтительные слова, которые Рабле вложил в уста Панурга: Мухаммад в Коране хвастается своей сексуальной неутомимостью, но он, Панург, способен превзойти его, так же как Геракла или любого другого удальца по этой части. Ал-Ваззан поморщился бы, читая, как Пантагрюэль цитирует пословицу «Африка всегда приносит нечто новое и чудовищное», — именно такое мнение и была призвана опровергнуть его «География Африки»[720]
.Тем не менее в жизни этих двух людей встречались общие факторы, на которые они реагировали аналогичным образом. По обе стороны Средиземного моря собирали свою дань сифилис и чума; религиозные процессы толкали людей к перемене религии или к возврату в прежнюю веру, порождали конфликты и преследования как внутри христианства, ислама и иудаизма, так и между ними; а в войнах, локальных или крупных, то сражались с религиозными, политическими и иными противниками, то склонялись на их сторону. Ал-Ваззан и Рабле воплощают собою не только пример движения информации, материальных предметов и людей через Средиземное море, но и наличие сходных культурных репертуаров.