Летом 1535 года Франсуа Рабле снова приехал в Рим. На данный момент ему не нужно было пристально следить, как проходит публикация его трудов на родине: французские переводы греческих медицинских текстов и популярные памфлеты; «Пантагрюэль», выдержавший восемь изданий после выхода в свет в 1532 году, несмотря на все раздражение, которое он вызвал у консервативных богословов Сорбонны; «Гаргантюа», всего лишь несколькими месяцами ранее вышедший из лионских типографий. Теперь Рабле мог с удовольствием осматривать достопримечательности Рима, который он не без иронии назвал «столицей мира», еще раз исследовать улицы и переулки, которые заприметил во время своего первого приезда в 1534 году, наслаждаться беседой с его учеными людьми, поближе познакомиться с папскими архивами, судами, установить контакты с нужными чиновниками — как по своим делам, так и в интересах своего покровителя, епископа Майезе, оставшегося во Франции. Он высмеивал эту бюрократию в «Пантагрюэле», но если он хотел, чтобы ему простили, что он переезжал из одного бенедиктинского монастыря в другой и изучал медицину без разрешения папы, то ничего не оставалось, как прибегнуть к помощи «испускающих ветры» буллистов, копиистов, датариев[710]
.Двери для Рабле в Риме открывал его покровитель Жан дю Белле, епископ Парижский, которого папа Павел III недавно назначил кардиналом, а Франциск I направил с важной миссией к папскому престолу. В 1534 году Рабле восхвалял блестящее красноречие дю Белле, призывавшего Климента VII к примирению с мятежным Генрихом VIII. В 1535–1536 годах у дю Белле возникло несколько новых вопросов для обсуждения с недавно избранным Павлом III, в том числе вопрос о султане Сулеймане, с которым французский король, всегда соперничавший с Карлом V, заключил союз[711]
.Все это давало пищу вечно голодным глазам, ушам и разуму Рабле, а кроме того, приводило его к путям и людям, связанным с Йуханной ал-Асадом. Якоб Мантино служил врачом папы Павла III, а ранее снискал благодарность Климента VII, поддержав его противодействие замыслу Генриха VIII развестись с Екатериной Арагонской и жениться на Анне Болейн. В 1530 году английский король послал агентов проконсультироваться с учеными евреями в Италии: не сказано ли в книге Левит 18: 16: «Наготы жены брата твоего не открывай», а ведь Екатерина когда-то была замужем за братом Генриха. Мантино полагал, что подходящий к этому случаю стих — это слова Второзакония 25: 5, гласящие, что если вдова бездетна, «деверь ее должен войти к ней и взять ее себе в жены», — и его точка зрения решила дело. К 1535 году Генрих был женат на Анне Болейн, провозгласил себя верховным главой английской церкви и находился под угрозой отлучения. Тем не менее Генрих надеялся, что новый папа пойдет на компромисс, подобно французскому королю, поручившему Жану дю Белле постараться предотвратить его отлучение от церкви. Рабле лечил Дю Белле от ишиаса и внимательно следил за шагами, предпринимаемыми кардиналом для решения этого английского вопроса; он вполне мог встречаться с Мантино и услышать от него об арабско-еврейско-латинском словаре[712]
.Среди римских знакомых дю Белле Рабле наверняка знал и епископа Родольфо Пио да Карпи, племянника Альберто Пио и наследника книг и рукописей своего дяди — включая арабский перевод Посланий апостола Павла, который Йуханна ал-Асад переписал для князя. Родольфо Пио, которому вскоре предстояло стать кардиналом, приобрел великолепный дворец на Кампо Марцио, где дю Белле и его свита, включая Рабле, и были размещены в 1534 году[713]
.Кроме того, был еще историк Паоло Джовио. Когда дю Белле в 1535–1536 годах находился в Риме, Джовио изо всех сил старался снискать его расположение в надежде, что он порекомендует его французскому королю, и тот назначит Джовио пенсию. Помимо прочих оказанных им дю Белле любезностей, Джовио передал ему две арабские рукописи, захваченные во время тунисской экспедиции в июле 1535 года: Коран и исламский богословский текст. Рабле близко общался с Джовио и наверняка видел эти рукописи. Интересуясь новостями о событиях в Северной Африке и о шагах султана Сулеймана, Рабле также приобрел и послал во Францию план Туниса, начерченный под руководством Джовио, и знаменитую гравюру Агостино Венециано с изображением адмирала Хайраддина Барбароссы, сделанную по рисунку, принадлежавшему Джовио[714]
. Может быть, Джовио рассказывал ему истории о Джованни Леоне, учителе арабского языка и писателе, который жил в Риме, а потом вернулся в Северную Африку.