Путевые заметки от Корнгиля до Каира, через Лиссабон, Афины, Константинополь и Иерусалим

Мы остановились отдохнуть въ полдень, въ маленькой рощъ, единственной между Іерусалимомъ и Яфою. Я не упоминаю здсь о тнистыхъ огородахъ отвратительной деревни Абу-Гоша; мимо ихъ прошли мы скорымъ маршемъ. Нкоторые изъ нашихъ друзей услись подъ тнью масличныхъ деревьевъ, другіе же вкарабкались на втви. Двое изъ числа четверыхъ, нарисованныхъ въ этомъ положеніи въ моемъ альбомъ, умерли черезъ мсяцъ отъ роковой сирійской лихорадки. Но тогда мы еще не знали, что судьба готовитъ намъ. Былъ разведенъ огонь; мы поли яицъ и курятинки, напились кофе и стали курить трубки, посмиваясь отъ чистаго сердца. Я думаю, что всякій считаетъ себя счастливымъ, оставя Іерусалимъ. Изъ того, что я испыталъ въ немъ, для меня памятне всего десятидневная лихорадка.

Въ Рамле, вс мы остановились въ греческомъ монастыр. Монахи подали намъ ужинать на террас, при закат солнца. Насъ окружала самая живописная панорама: башни и мечети были окрашены алой зарею, волнистыя поля покрыты зеленью и стройными пальмами. До Яфы было отсюда девять миль. Когда мы хали туда, вамъ все утро сопутствовалъ дымъ парохода, стоявшаго отъ нашей дороги миль за двадцать въ мор.

Монастырь, въ которомъ переночевали мы въ Рамле, совершенный караван-серай. Только три или четыре монаха живутъ въ немъ для пріема путешественниковъ. Лошади были привязаны и накормлены на внутреннемъ двор; въ верхнемъ этажъ находились жилыя комнаты не только для неограниченнаго числа пилигримовъ, но также и для безчисленнаго множества ползающихъ и прыгающихъ зврковъ, которые обыкновенно раздляютъ ложе съ утомленнымъ путешественникомъ. Ни одному тонкокожему человку не совтовалъ бы я разъзжать по Востоку безъ удивительнаго изобртенія, описаннаго въ книг мистера Феллоуэса. Вотъ оно: длается полотняный или миткалевый мшокъ, такой величины, чтобы въ немъ могло свободно помститься человческое тло; къ мшку прившивается муслиновый рукавъ, расширенный обручами и прикрпленный къ стн или къ палк. Вы погружаете въ этотъ снарядъ испытующій взоръ и, уврясь, что тамъ нтъ ни блохи, ни клопа, ложитесь во внутрь мшка, плотно закрывая за собою отверстіе. Этотъ удивительный антиклоповникъ испыталъ я въ Рамле, и только одну ночь покойно провелъ въ немъ на Восток. Къ сожалнію, не была она продолжительна; многіе изъ товарищей поднялись въ часъ пополуночи, и стали будить сонуль. Никогда не забыть мн того ужаса, который почувствовалъ въ этомъ противоклоповник, когда веселый служка монастыря, упавши на грудь ко мн, сталъ щекотать меня. Посл этого происшествія у меня не доставало духу залзть снова въ мшокъ, и я предпочиталъ колкія ласки наскомыхъ, смху и шуточкамъ такого сильнаго молодца, какимъ былъ мой монастырскій пріятель.

Поутру, задолго до солнечнаго восхода, маленькій караванъ нашъ снова двинулся въ путь. Мы выхали съ фонарями, оглашая узкія улицы громкими криками. Когда потянулись мы по долин, мсяца уже не было, но яркія звзды все еще блистали надъ головою. Глядя на путешественника такъ свтло и торжественно, он становятся друзьями его, особенно подъ ночнымъ пологомъ восточнаго неба. Здсь кажутся он ближе къ вамъ, нежели въ Европ; здсь они больше и торжественне. Наконецъ загорлась заря, и мы увидли передъ собою Яфу. Дружесеій корабль ожидалъ насъ; лошади были сданы по принадлежности, и партія наша, при страшныхъ крикахъ обнаженной толпы нищихъ, которые требовали башкиша, услась въ лодки и поплыла къ кораблю, гд привтливо встртилъ насъ лучшій изъ капитановъ, когда-либо плававшихъ въ этой части Средиземнаго моря, именно: Сэмьель Леуисъ, капитанъ парохода полуостровской и восточной компаніи.

XIII Отъ Яффы до Александріи

(Изъ морскаго журнала Эконома.)

Столовая карта, 12-го октября.

Моллигэтоуни супъ.

Соленая рыба подъ соусовъ изъ яицъ.

Жареная нога баранины.

Вареное плечико съ лукомъ.

Вареная говядина.

Жареныя куры.

Тоже въ папильоткахъ.

Ветчина.

Бараинва съ турецкими бобами.

Рисъ.

Капуста.

Французскіе бобы.

Вареный картофель.

Тоже печеный.

Дамсонъ тортъ.

Тоже изъ смородины.

Рисовые пудинги.

Смородиновые блинчики.

Только лишь подошли мы къ гавани, и передъ нами поднялись домы и башни Александріи, освщенные розовой зарей, какъ въ ту же минуту надъ ровнымъ зеркаломъ золотистой воды пронесся гулъ пушечнаго выстрла. Съ величайшей досадою узнали мы, что въ эту ночь не удастся намъ выйти на беретъ. Хотя во время нашихъ разъздовъ по Сиріи пароходъ былъ отлично вымытъ и вычищенъ, но все-таки жизнь на немъ утомила пассажировъ, не смотря на то, что неопрятные жиды, хавшіе съ нами изъ Константинополя, не толпились уже на палуб, и экономъ усердно кормилъ всмъ, что написано на столовой карт.