Путин. Его жизнь и время

Между строк звучала мысль о том, что в условиях экономических трудностей России и враждебности США и их европейских союзников пришло время вернуться к более авторитарному стилю правления. Для этого "силовики" и консерваторы, которые сейчас доминируют в элите, станут незаменимой политической базой.

Путин объяснил свою позицию в интервью Financial Times, которое он дал спустя два года после "дела Серебренникова":

Так называемая либеральная идея... изжила себя... [Она] устарела. Она вступила в противоречие с интересами подавляющего большинства населения. Возьмем традиционные ценности... Мы не против ЛГБТ, пусть живут, как хотят... Но нельзя допустить, чтобы это заслонило культуру, традиции и традиционные семейные ценности миллионов людей, составляющих основное население... Неужели мы забыли, что все мы живем в мире, основанном на библейских ценностях? Даже атеисты живут в этом мире... Мы не обязаны [быть] набожными... но в глубине души должны быть какие-то фундаментальные правила... Традиционные ценности более устойчивы и более важны, чем эта либеральная идея. [Конечно, она имеет право на существование. Но не следует считать, что она по праву является доминирующей идеей.

Когда Путин говорил о "либерализме", он имел в виду либеральную демократию. Российские комментаторы увидели в этом высказывании отголосок советских времен, когда коммунистические пропагандисты всю жизнь обличали "буржуазную демократию". На самом же деле он вернулся к гораздо более древней традиции, восходящей к началу XVI века, когда старец Елеазарова монастыря в Пскове Филофей заявил, что после упадка Рима, о котором свидетельствует Великий раскол между восточным и западным христианством в 1054 году и падение православного Константинополя в 1453 году, центром христианского мира станет московская Россия, "и не будет никакой другой".

Если Россия отстала в своем стремлении стать великой экономической державой, говорил Путин, то она должна стать нравственным маяком, излучающим на остальной мир нелиберальные, консервативные ценности. Другие страны при желании могут перенять либеральную модель. Россия - нет.

Более подробно эта позиция была изложена два года спустя в новой Доктрине национальной безопасности, которая подтвердила "кризис западной либеральной модели" и продолжила:

Свобода личности возводится в абсолют, активно пропагандируются вседозволенность, безнравственность и эгоизм, насаждается культ насилия, потребления и удовольствий, легализуется употребление наркотиков, формируются [ЛГБТ] сообщества, отрицающие естественное продолжение жизни... Навязывание чуждых идей и ценностей... ведет к разобщению и поляризации национальных обществ... Традиционные российские духовно-нравственные, культурные и исторические ценности активно атакуются США и их союзниками [посредством] информационно-психологических диверсий. ведет к разобщению и поляризации национальных обществ... Традиционные российские духовные, нравственные, культурные и исторические ценности подвергаются активной атаке со стороны США и их союзников [путем] информационно-психологических диверсий и "вестернизации"... [Эти] ценности... формировались на протяжении многовековой истории России [и составляют] основу российского общества...

Действительно ли Путин был настолько убежден в скорой гибели западной либеральной мысли, как это следовало из этих заявлений, остается открытым вопросом. Дмитрий Тренин, руководитель Московского центра Карнеги, написал, что документ стал "важной вехой в официальном отказе страны от либеральной фразеологии 1990-х годов". Но фразеология и глубинные убеждения не всегда совпадают. Действительно, доля Запада в мировой экономике снижалась, и любой человек с марксистским образованием мог бы предположить, что влияние Запада в сфере идей - "надстройки", как называл ее Маркс, - также будет снижаться. С другой стороны, либеральные идеи всегда оказывались удивительно живучими.

Независимо от того, поверил ли в это Путин, это была умная политика.

Принципы, которые он отстаивал, разделяли многие консерваторы в Европе и США, и они находили глубокий отклик в России, особенно среди тех, кто жил за пределами крупных городов и составлял критическую массу политической базы Путина.