При этих словах женщина наконец-то подняла голову. У Умницы перехватило дыхание, Коротышка с ней рядом ощутимо вздрогнула.
– Благодарю вас, – сказала тисте анди. Лицо ее было в слезах.
– Подставить вам еще плечо? – спросила ее Умница.
– Нет. – Она высвободилась из рук Вифала. Выпрямила спину, повернулась к воротам. – Я готова.
Умница и Коротышка пропустили их вперед, чтобы те двигались с той скоростью, с какой пожелают. Приотстав от них на полдюжины шагов, Коротышка дернула Умницу за рукав.
– Лицо ее видела? – прошипела она.
Умница кивнула.
– Она не просто похожа на те изображения в храме. Это, Умница, одна из них и есть. Об заклад готова биться.
– Боковая комната, первая слева в алтарном зале – там одна такая, без каменных лежанок. Она как раз там и нарисована. И еще примерно с десяток других. С кандалами на руках.
– Точно! Одна из этих.
– Когда войдем в город, сбегай за ведьмами, – распорядилась Умница. – Это если Товис с Йеданом еще не вернулись, тогда лучше их приведи.
– Лучше бы их, – согласилась Коротышка. – Ведьмы-то по сю пору пьяные…
– На самом деле никакие они не пьяные.
– Ну, ты меня поняла. Глаза у них рыбьи. И между ног зудит. Когда баба так напьется, ей потом самой себя стыдно.
– Я ж тебе сказала, не пьяные они. Давай приведи их, ладно?
– Ладно, но вот только зря мы их не закопали, пока возможность была.
Тень в арке ворот, более глубокого оттенка, скользнула по ним, словно шаль. Сандалат медленно выдохнула. Город был заполнен всепроникающим присутствием Матери Тьмы, она почувствовала, как от одного лишь прикосновения богини усталость покидает тело, вот только в благодеянии этом ощущалось… безразличие? Горе никуда не ушло и казалось пугающе свежим – что это, открылась старая рана или нечто иное? Она не была уверена.
Что-то коснулось ее сознания. Отклик, мимолетное узнавание? Сочувствие? Она вздохнула.
– Вифал, пойдешь со мной?
– Конечно, Сандалат, я ровно это и делаю.
– Нет. В храм, к терондаи. – Она встретилась с ним взглядом. – Куральд Галейн. Прямо к стопам Матери Тьмы.
– Что тебе от нее нужно? – спросил он, внимательно вглядываясь ей в лицо.
Она обернулась к двум летерийкам, остановившимся в нескольких шагах позади.
– Вы упомянули королеву.
– Сумрак, – подтвердила Умница. – Йан Товис.
– И ее брат, – добавила Коротышка. – Йедан Дерриг, Дозорный.
– Мне нужно в храм, – сказала Сандалат.
– Мы слышали.
– Но с ней я тоже хотела бы побеседовать.
– Они отлучились, – сказала Умница, – какое-то время назад. Ускакали в лес. Когда ведьмы наконец очухались, то сказали, что они – это я про Товис с братом – отправились к Первому Берегу. Уже после того, как в храме побывали, – я опять про королеву и князя. Ведьмы-то, те туда и близко не подходят.
Сандалат склонила набок голову.
– Отчего вы, говоря со мной, так нервничаете, капитан?
– Так вы ж не переменились совсем, – выпалила Коротышка.
– Я? То есть? Ах да. В Скерале – в Палате заложников.
Умница кивнула.
– Вот только ведьмы-то говорят, что город давно уж заброшен, очень давно.
– Нет, – поправила ее Коротышка, –
– А я что сказала? – нахмурилась Умница.
– Ты не так произнесла. Не очень давно, а
Сандалат снова повернулась к мужу.
– Этот мир возродился, – сказала она. – Вернулась Мать Тьма и снова смотрит на нас. Вернулись и шайхи. Кого же не хватает? Тисте анди. Моего народа. И я хотела бы знать, почему.
– Думаешь, она тебе ответит? – поинтересовался Вифал, но настолько беззаботно, что Сандалат насторожилась.
– Муж мой, она с тобой говорила?
Он скорчил гримасу. Потом неохотно кивнул.
Беззвучного ответа не последовало. Присутствие не шелохнулось, словно оставшись глухим к Сандалат, глухим – и демонстративно слепым.
– Санд!
– Идем к терондаи,
Если не считать десятка-другого зданий, занятых шайхами и беженцами с острова, Харканас оставался городом-призраком. Ведьмы решили, что так оно даже лучше. Для себя они выбрали усадьбу на террасе, с которой открывался вид на заросший парк. Ворота внешней стены сгорели, на мраморных столбах остались следы древней копоти, а каменная перекладина от жара покрылась сетью глубоких трещин. Сад превратился в заросли кривых деревьев, каменные плиты дорожки вздыбились от их корней.