Последующее письмо Уэсли, от 20 декабря 1751 г., проясняет вопрос16. Адресовано оно, как предполагает Телфорд, Эбенезеру Блакуэллу, хотя позднейшие исследователи придерживаются иной точки зрения17. Исходя из собственного опыта евангельского благо- вестия, Уэсли объясняет, какой род проповеди кажется ему наиболее действенным — тот, когда нужно убедить человека в его греховности и необходимости подлинного покаяния. Очевидно, речь в письме шла об Уитли: человек, которому оно адресовано, попал под влияние его поверхностной проповеди. Фактически он признал, что, услышав Уитли и его коллег, потерял интерес к гораздо более основательной проповеди Уэсли и Нельсона. Уэсли не удивился. «Что ж, можно было предполагать, — заметил он, — что ‘проповедники Евангелия’ испортили слушателей, лишили их слуха — чтобы они не могли почувствовать вкус здравого учения; перебили им аппетит, чтобы это учение не стало их постоянной пищей; угощали их леденцами, чтобы вино Царства Божьего стало им безразлично; раз за разом кормили их сладким, чтобы удовлетворить их сиюминутную прихоть и погасить дух — и отравили им аппетит, ибо теперь они неспособны ни удержать, ни переварить чистого молока Слова Божьего. Я неизменно видел в самых разных уголках Англии и Ирландии, что такие, с позволения сказать, проповедники, обычно — вопреки первому впечатлению — сеют смерть, а не жизнь, среди своих слушателей. Стоит испариться настроению, как они становятся безжизненными, лишаются душевных сил и порывов. Оживить их очень трудно, они постоянно требуют: «Дайте нам сладкого!», хотя у них и так оно в избытке, и лишены вкуса к нормальной пище. Более того, они питают к ней отвращение и, что закономерно, называют ее шелухой, если не отравой». Слова эти актуальны до сих пор и трудно поверить, что они написаны более Двухсот лет назад.
Кроме того, нужно понять, что Уэсли был евангельским проповедником в библейском смысле, а не в расхожем толковании этих слов. Он очень далек оттого образа, который многие себе представляют. Непохож он и на тех, кто, к сожалению, именовал себя евангелистом. Он был проповедником Евангелия в духе Петра и Павла, Августина и Златоуста, Бернарда и Франциска, Лютера и Кальвина, Бакстера и Беньяна, Уисхарта и Уэлша.
Воссоздавая портрет Уэсли, действующего евангелиста, нужно сказать о его кафедрах. Мы уже называли много мест, где он проповедовал. Часто это бывало на лоне природы, однако какими бы практическими соображениями Уэсли не руководствовался, он всегда просил что-то специально подготовить. Ему было необходимо, чтобы он возвышался над слушателями, особенно потому, что он был очень мал ростом. Если он не проповедовал со склона холма или на горе, не говорил из окна, с балкона, с галереи, с лестницы или с подножия креста на базарной площади, то он просил, чтобы для него соорудили возвышение.
Чаще всего роль такого возвышения выполнял обычный стул. Однажды, весной 1749 г., в Нинахе (Ирландия) к нему обратился один из драгун, расквартированных в городе. «Я попросил вынести мне стул и отправился на базарную площадь», — сообщает Уэсли19. В Эдинбурге в 1786 г. на Кэстл-Хилл «стул поставили так, что солнце светило мне прямо в лицо»20. Когда толпа напала на дом в Болтоне, где он остановился в 1749 г., Джону Беннету и Дэвиду Тэйлору удалось успокоить народ. Тогда Уэсли сам вошел в гущу толпы: «Я попросил стул. Страсти улеглись. Все было тихо и мирно. Мое сердце исполнилось любовью, глаза — слезами, уста — доводами. Люди были удивлены, пристыжены, раздавлены, они жадно внимали каждому слову. Какой поворот дела!»
Некоторые из этих стульев сохранились до сих пор. Один находится на кафедре в часовне Уэсли в Блоксвиче; стоя на нем, евангелист, как полагают, проповедовал в Олдбери в 1773 г. Стул сбит очень крепко, впереди у него мощная ножка, вроде дубинки. Другой стоит в Меллоре, он служил Уэсли, когда тот проповедовал в Бонгсе (нынешнем Банксе), на склонах Кобдон-Эдж (Чешир). Деревянный стул с прямоугольной спинкой, с которого он проповедовал «на улице мистера Мак Гейга» в Арме, теперь хранится в Аргори22. Когда Уэсли, собрался произнести проповедь на базарной площади в Торне, он одолжил кухонный стул у Марты Меггит (она гладила Уэсли манжеты и воротники во всякий его приезд)23. Говорят, что стул, который сейчас стоит в Мастоне, недалеко от Файли (часовню построил один из Меггитов) — тот самый, на котором стоял Уэсли24. Стул последнего его служения на открытом месте в Уинчелси 7 октября 1790 г. сохраняется, как драгоценная реликвия. Один из этих стульев добрался до Новой Зеландии. Он был продан в Стокпорте в 1765 г.; сейчас его можно увидеть в методистской церкви города Пукекохе.