Пылающее сердце

Выше к северу положение тоже изменилось. Уэсли получил возможность не только обратиться к приходской общине Эпворта, но и провести службу, и произнести проповедь28. Должность настоятеля здесь занимал в 1757—1784 г. сэр Уильям Андерсон; ему наследовал (и в должности, и в титуле баронета) его сын Чарльз. Вторым священником был Джошуа Гибсон: он не слишком хотел пускать на кафедру методистов, но ему пришлось подчиниться приказу настоятеля30. Запись в «Дневнике» от 6 июля 1788 г. свидетельствует, что преданность Уэсли Англиканской церкви не стала примером для его последователей. В церкви находилось всего лишь двадцать причастников, половину из которых он привел с собой. Как ему сказали, обычно в воскресные дни на службе едва набиралось пятьдесят человек. «Я постарался бы убедить людей, чтобы они не уходили из церкви, но не могу этого сделать. Мистер Гибсон - человек не благочестивый, а точнее говоря, он враг благочестию, периодически проповедующий против истины и тех, кто любит и хранит ее. При всем своем влиянии я не заставлю их ни слушать его, ни принимать от него причастие. Если я при жизни на это не способен, то кто сделает это после моей смерти? В Эпворте произошло то, что происходит с каждой церковью, где священник не любит и не проповедует Евангелие. Методисты не станут посещать его службы. Что тут можно сделать?» Таким образом, определенные факторы обусловили отпадение методистов от Англиканской церкви. Сам Уэсли твердо хранил ей верность и призывал к тому же учеников (не исключено, что сама эта идея лежала в основе первоначального методистского объединения) — хотя и понимал, что разрыв неизбежен. Как мы знаем, он был убежден, что плоды возрождения следует хранить в рамках национальной церкви. Но если, как в случае Эпворта, ради блага людей лучше было действовать как-то иначе, Уэсли не сопротивлялся. В конечном счете, он заботился о духовном благополучии новообращенных.

С течением времени его отношения с официальным англиканством улучшились. Вначале он вел дружеский, но почти бесплодный диалог с архиепископом Кентерберийским (Джоном Поттером) и епископом Лондонским (Эдмундом Гибсоном). «Первый, - пишет Чарльз Уэсли, — проявил к нам большую любовь, тепло говорил о м-ре Уайтфилде, предупреждал, чтобы мы не обижали никого в большей степени, чем это требуется для самозащиты, воздерживались от крайностей в разговорах, держались церковного учения». Второй глубже вникал в учение об «убежденной вере», признавал, что религиозные общества нельзя отнести к тайным сектантским собраниям (которые, в отличие от методистских обществ, были закрыты для диссентеров) и заверил, что они в любую минуту могут к нему обратиться34. Мы уже говорили о длительной переписке Джона Уэсли с таинственным «Джоном Смитом»; принято считать, что это Томас Секер, тогдашний епископ Оксфордский, а потом архиепископ Кентерберийский. Прежде чем сделать карьеру в государственной церкви, он получил образование в диссентерской академии и время от времени проповедовал на диссентерских собраниях. Возможно, имея такое прошлое, Секер отчасти понимал, что побуждало Уэсли незаконно (как считали некоторые) вторгаться в чужие приходы или направлять туда помощников-мирян. Однако в письмах Секера нет даже намека на прежние связи с диссентерами. Вероятно, только он один из всего епископата мог уловить замысел Уэсли, но это ему не удалось36.

Позже отношения Уэсли с епископатом были неизменно добрыми. 24 ноября 1777 г. он посетил Роберта Лаута, недавно назначенного епископом Лондонским. До этого Лаут преподавал в Оксфорде словесность. «Ведет он себя во всех смыслах так, как подобает христианскому епископу, — пишет Уэсли. — Он легок, приветлив, учтив, и при этом в речи его чувствуется достоинство, гармонирующее с его характером»37. Все же в одном случае скромность Уэсли помешала их взаимопониманию. На званом обеде епископ отказался занять более почетное, чем у Уэсли, место за столом, искренне воскликнув: «Мистер Уэсли, в ином мире я буду пребывать у Ваших ног!» Но и Уэсли отказывался занять почетное место, пока епископ не нашел выход: он попросил оказать ему такую честь, поскольку плохо слышит и не хотел бы пропустить ни слова из того, что скажет проповедник. Вот — самое красноречивое свидетельство о том, каким уважением был окружен отныне Уэсли. И оно еще раз напоминает нам, что епископы той эпохи отнюдь не предстают в столь черном свете, как их порой изображают.