Пыльные перья

Что она знала о Марке Мятежном? Вот ее история, и вот история Грина – все как на ладони, простые, хотя на самом деле нет. Но простых историй не бывает, есть унылые пересказы. Но понятные так или иначе. А есть Мятежный, и что она знала? Что он оказался здесь после смерти отца. И что его отец практиковал какую-то темную магию, был исследователем – и исследования завели его не туда. Куда-то, что трогать нельзя было по умолчанию. И это буквально все, что ей было известно. Более того, что было известно Грину. Они не то чтобы говорили об этом. Но даже Валли едва ли знала больше. А Валли, кажется, было положено знать о них абсолютно все.

– Что с тобой случилось? Кто с тобой это сделал? Чего ты так боишься, Марк?

Это секундное напряжение во всем теле, оно просто случилось и пропало, потеря контроля и его немедленное возвращение, шкатулка Марка Мятежного захлопнулась, едва успев сверкнуть содержимым. А после он встал резко, одним движением, с его стороны моментально стало холодно, и Саша невольно поежилась.

– Озерская. Ты никогда не знаешь, где остановиться. Тебе обязательно надо влезть под кожу, обязательно надо дожать. Как Грин тебя выносит с твоей неугомонностью?

Саша напоминала себе спущенную пружину, подскочила в ту же секунду, чтобы увидеть, как он одевается, швырнуть в него его же собственной рубашкой и наклониться в поисках своей одежды – быстрее, поймать момент за сверкающий хвост.

– Нет уж. Даже не думай. Это не сработает – и не сработает сейчас. Ты за дуру меня держишь? – Она очень похоже изобразила его интонацию: – «Иногда мудак – это просто мудак». – Комната была слишком тесной. Тесной для этого разговора и тесной для их темпераментов. И пусть. – Ты бы не согласился на мировую, будь ты просто мудак. Ты бы не старался для Грина. Ты бы и не подумал возиться со мной на том балконе. Ты бы… Черт. Как понимать это высказывание про «не позволишь разрушить еще и твою жизнь»?

Мятежный развернулся резко, это было предупреждение. И Саша на секунду замерла, вспомнила коридор, вспомнила, как он бросал ей в лицо злые слова и было не вырваться. И как она его почти боялась.

– Оставь меня в покое, Озерская. Хуже будет.

И куда уж хуже, в самом деле? Саша поспешно натянула футболку, надежный кокон вокруг тела, и страшно больше не было.

– Что ты мне сделаешь? Что. Ты. Сделаешь. Прекрати. Не говори ерунды. Я серьезно, я не отстану, тебе придется меня ударить, а точнее, вырубить. И я получу от тебя ответы, слышишь ты? Ты… Я тебе не верю. Я тебе просто не верю.

Он умел делать лицо жестоким, он весь был ровно такой – эффективный. Нужна жестокость? Он выдаст стопроцентную. Нужна точность? Возможно, вы получите сто один процент. Саша смотрела на его зубы, крупные и белые, он мог бы перемолоть ими ее косточки, если бы захотел, а он просто скалился:

– Какую правду ты хочешь услышать? Слезливую историю, чтобы можно было меня оправдать? Нет у меня оправданий, понимаешь ты? Нет у меня никаких оправданий. А ты… – Он сглотнул, каждое слово – усилие. И как она должна была ему поверить? – А ты невыносима совершенно. Подожди, пока Грина тоже начнет от тебя тошнить.

Они оба умели быть жестокими. Дети, выращенные на смерти, на границе миров, на костях своих родителей. Не дети – зрячие, солдаты. Звереныши.

– Грин не устанет. Знаешь почему? Потому что Грин настоящий. От кончика носа до кончиков пальцев на ногах. Он никогда не был ничем, кроме Грина. А ты врешь. Как я вру. Постоянно. И что, ты намереваешься превращаться в очень плохого лжеца, просто бездарного, каждый раз, как я попытаюсь докопаться до истины? Так это будет?

Она стояла уже совсем напротив и смотрела на него снизу вверх, ей для этого пришлось упрямо задрать подбородок, и Саша знала, что она, скорее всего, выглядит смешно. Если бы не страшно. Если бы она не знала в эту секунду, не была уверена на сто процентов, что она не развернется и не сдастся.

– Если ты по-другому не остановишься, то, видимо, так и будет. – Мятежный отозвался глухо, будто на плечах держал весь Центр. И может быть, она чего-то не знала. Может, так оно и было. Саша подалась вперед, обратно в знакомое тепло тела – сцепить руки в замок у него за спиной и застыть. Мятежный застыл тоже, даже дышал через раз.

– А теперь послушай, как это будет. Ты нужен мне, но мне нужен ты. Настоящий. Ты мне нужен, честно. И пусть ты не скажешь мне, в чем тут дело, сейчас. Или не скажешь даже через месяц. Но подумай. Хотя бы подумай. Я останусь здесь. Грин здесь останется все равно. Ему, видишь ли, не повезло застрять здесь с нами и искренне к нам прикипеть душой. Но довольно клоунады. Пожалуйста. Марк. Пожалуйста. Не ври мне. Не поступай так со мной больше.

Саше могло показаться, но в эту секунду он держался за нее чуть крепче, чем она за него. В эту секунду она помогала ему устоять.