Пыльные перья

Саша смотрела на него прямо, воздух казался ей хрустящим. Стерильным. Ни пылинки и ни малейшего намека на запахи, ей хотелось ткнуться в него носом, зарыться лицом, как собаке-ищейке, но уловить хотя бы тень запаха. Она не была уверена, что найдет там что-то. Он не пах ничем и напоминал ей зимнюю ночь, в которой любой запах повисал надолго, но сама она пахла только вечным холодом и густеющей морозной темнотой.

– В таком случае… – Саша отозвалась негромко, про себя удивляясь, скольких вещей она все же о себе не знает: что ей нравится ее полное имя или когда на нее смотрят как на что-то удивительное, искренне восхищенные ее дерзостью. Бесы. Всегда греются там, где интересно. Где произойдет нечто экстраординарное. Бесы. Всегда хотят шоу. Хорошо. Я дам вам шоу. – В таком случае мне повезло, что она об этом не узнает. Вы же ей не расскажете, правда?

Она ждала ответа, которого не последовало, он только стоял здесь же, в дверях, и рядом с его древностью можно было бы почувствовать себя песчинкой, но Саша чувствовала себя юной. И живой. Она набрала воздуха в легкие, почти ожидая, что он обожжет ее холодом, но он оказался теплым, комнатным.

– Вы выслушаете меня?

Ной сверкнул глазами, весь состоящий из неподдельного интереса, ничего кроме. Уголок его губ еле заметно пополз вверх. Вежливое недоумение, легкая искорка восхищения. Феноменальная дерзость.

– Александра, ты спрашиваешь или все же требуешь?

Саша помолчала, кожу после ношения личины покалывало, ей казалось, будто она только вышла из душа и не могла привыкнуть к прохладному воздуху снаружи, и это было почти приятно. Столько лет без магии, не прикоснуться к ней даже случайно – и вот она здесь.

– Я не Валентина. И, может быть, не имею на это права. Но я обращаюсь к вам с просьбой.

Он чуть посторонился молча, не движение – тень движения. Саша была приучена наблюдать, и он мог бы так же незаметно достать ее – сделать полушаг и оказаться у нее за спиной, вцепиться в шею. Ной был по-настоящему древним. В детстве родители возили ее смотреть на пирамиды и на древние храмы и в музеях показывали скульптуры, а Саша верила, что мрамор совсем мягкий. Иначе как из него можно было сделать такие удивительные вещи? Стоять рядом с Ноем – как будто стоять рядом с мраморной скульптурой, теперь Саша хорошо знала, что мрамор был твердый и холодный, что ей нравилось к нему прикасаться. Мраморная скульптура мужчины рядом с ней могла ее прикончить и обладала не просто волей, а твердым гранитом вместо нее. Он был древним, но ни в коем случае не был старым. Он мог быть каким угодно, и сейчас он казался ровесником Валли, смотрел все с той же крайне вежливой усмешкой, наблюдал за тем, как Саша просачивается в помещение, будто впустил в новую квартиру кошку и ему безумно интересно, что любопытная зверюшка выкинет дальше.

– Я пришла попросить вас помочь Григорию Истомину. Я слышала, что о вас рассказывала Валентина. Чудесные исцеления, заговоренное оружие, контакты даже в самых отдаленных сторонах Сказки. Вы видели Вещего Олега даже и бог знает кого еще. Может, и бога видели? – Ее взгляд зацепил темный интерьер студии на верхнем этаже: много черного, расшторенные панорамные окна – и огни города над Волгой ей впервые показались такими далекими, такими крошечными. В помещении горел один-единственный торшер, и это невольно отбросило ее обратно в Центр – Саше было почти неловко, ей почему-то показалось, что он мог учуять и Мятежного на ней, и все, что они делали. Саша чуть качнула головой, стряхивая наваждение. Мне не должно быть стыдно. Это его не касается. Никого не касается. Кроме меня и Марка.

– Вам известно его состояние. Уверена, Валентина об этом упоминала. О пророчестве и о даре. – Саша бросила на него быстрый взгляд, ища подтверждения. Ной дал ей его – короткий кивок; у него была длинная шея, воротник черной рубашки расстегнут, и Саша разглядела золотую цепочку. – И… время идет. И скоро заберет его. И это ужасно несправедливо, понимаете? Он живой, он такой живой, он лучший из нас, самый честный из нас. Если это болезнь, значит, это можно вылечить, так? С этим можно что-то сделать? Хоть что-нибудь! Вы извлекали яды и создавали их, вы были военным советником, вы научили крестьянина, как вылечить и унять кровь царевича! Ну, неужели вы не сможете помочь одному мальчику? Я слышала, что вам подвластны невозможные вещи. Видите? Я хорошо сделала домашнюю работу. Пожалуйста. Скажите мне. Вы сможете ему помочь?

Она, кажется, оторвала его от чтения и так и не успела прочитать название книги на переплете. Неужели после стольких лет – а жизнь такая долгая, такая долгая! – остались еще книги, которые он не успел прочитать? Ей за всю жизнь не прочесть и половины, потому что ее жизнь хрупкая. Коротенькая. Человеческая.

Есть жизни еще короче.