Пыльные перья

– Во что можно изменить меня? – Саша усмехнулась, криво и горько, ей самой было неловко: за количество горечи, и за смену тона этого разговора, и за множество раз, когда она открывала глаза и мечтала проснуться другим человеком, не человеком вовсе – кем угодно. Но не в тесной маленькой клетке собственного тела, которое понятия не имело, как ему жить эту жизнь. И какую жизнь жить. На самом-то деле.

– Ты бы удивилась, Александра.

Саша не стала спрашивать. Она была здесь не ради себя, и что ей до тех перемен, даже если мы все-таки можем изменить кровь и изменить наследие. Эти годы научили ее любить собственную кровь. Потому что она помогала тем, кто был ей дорог. Потому что ее кровь имела силу. И значит, Саша тоже была сильной.

– Я правильно вас понимаю: если я смогу убедить Грина принять это решение, то вы согласны попытаться ему помочь? Несмотря на малую вероятность успеха? Но вероятность успеха все же присутствует. И вы ничего не просите взамен. Правильно?

Ной снова ограничился коротким кивком, Саше показалось, что говорил он вообще редко, и она чувствовала себя неисправимой болтушкой. Он еле заметно щурился, словно ему нравился звук ее голоса. Конечно нравился: живой бесконечный поток эмоций. Это бесы. Это работает так: они простукивают пальцами все, из чего ты сделан, все, что в тебе есть хорошего или плохого. Находят живое и припадают, прилипают, смотрят и слушают, пробуют на зуб. Живое, живое, живое.

– Только ты не должна убеждать Григория. Все, что от тебя требуется, – объяснить ему ситуацию. И обрисовать его перспективы. Это его решение. Его жизнь. И уж точно его смерть, и только ему решать, как именно он хочет ими распорядиться. У вас жизнь и смерть существуют в единственном экземпляре, и мало кто хочет закончить их так, как ты сейчас ему любезно предлагаешь, Александра.

Саша прикрыла глаза. Крошечное, предательское такое облегчение. Что решение это было не ее. Это очевидно совершенно. Прозрачно как стекло. Но знать – одно. Услышать вербальное подтверждение – совсем другое.

– Вы когда-нибудь это делали? Раньше?

Она перевела взгляд на Ноя ровно в тот момент, чтобы поймать его собственный. Еще одна вещь, которая удивляла Сашу, о которой она и понятия не имела, – что ей может это понравиться, когда на нее смотрят так, будто она – самый яркий предмет в комнате, светится так, что почти слепит.

– Случай Григория уникален. Все случаи уникальны. Я не делал ничего подобного. Но если это сколько-то тебя утешит, я знал его отца. Едва ли, впрочем, ты нуждаешься в утешении.

Саша поднялась, запахнула шубу поплотнее: в помещении было холодно и сухо, воздух почти хрустел.

– Я поняла вас. И я передам ему. С… спасибо. На самом деле. Вы дали мне больше, чем у меня было за все это время. Ничего не говорите, я не хочу слышать новое мрачное пророчество, боюсь, я его просто не переживу. Просто примите благодарность.

Ной демонстративно повел рукой в воздухе, его тонкие и длинные руки, его внимательные пальцы, он будто поймал что-то, резким движением прижал к сердцу, у него было сердце? Можно ли было прижаться ухом к груди и услышать стук? И как их сердца, если они есть, могут выносить такую жизнь? Бесконечно долгую. И полную потерь. Если Сашино сердечко не может вынести ни одну. Она помнит родителей и не хочет помнить Грина, только узнавать его каждый день заново.

Саша улыбнулась, покачала головой сокрушенно, что она могла сказать и сделать? Момент захватил ее.

– Вы знаете, я представляла вас совершенно иначе. По тому, что я о вас слышала. Думала, вы какой-нибудь… дремучий чернокнижник. С бородой и крайне суровым видом, будто хотите вцепиться кому-то в горло. Я ожидала чего-то древнего и погибельного. А получила лучше всех в стране одетого ведьмака, и это взрывает мое воображение. Вы будто с показа Ив Сен-Лорана сбежали. Вы правы, мне нужно не утешение, но, вероятно, в других обстоятельствах я бы уже пыталась уговорить вас подарить мне этот пиджак.

Она указала пальцем на черный пиджак с золотой вышивкой, небрежно оставленный им на кровати, и это была единственная деталь, носящая его прикосновение, которая делала помещение сколько-то обжитым. Ной всегда был гостем в этом мире. Так ли сильно они отличались от него? Категорически неспособные выстроить для себя дом. Саша была прекрасно осведомлена, что любое помещение можно было сделать своим. Вот только не представляла как, а воспоминания о ее собственном доме сворачивались на глазах, прогорали до основания.