Приезд ревизора был назначен на первое октября, потому последующие две недели Центр шумел и гудел и каждый сантиметр Центра приводился в порядок. Домовые и Валли работали, кажется, круглосуточно. Саша слышала голоса с кухни и шаги Валли по кабинету, шелест бумаг. Центр от волнения превращался в сплошной набор шумов и звуков, Саша от перспектив злилась. Все это усиленное напомаживание Центра действовало ей на нервы. Может быть, Центр Парапсихологии в городе над Волгой был не в ослепительном первозданном блеске, но он был хорош. Саша знала, о чем говорила, в период ее новообретенного сиротства Центры перекидывали ее между собой, как мячик. Она успела посмотреть много Центров, пока не случилась огромная Волга и маленькая Валли с ее лесными глазами. Саша знала, что Валли просто не оставили выбора. Но даже если так, она никогда не позволила себе об этом упомянуть. Сашу злила перспектива московского выскочки, который будет совать свой красивый столичный нос во все дела. Что они могут знать в своей столице, откуда Сказка давно ушла, вытесненная бесконечным жилым массивом?.. Смотрите, а может, проведем метро прямо в Сказку?
Саша не любила Центр. И не считала его домом. Но четко помнила, куда отправили ее остальные. Как на нее смотрели другие
Центр Парапсихологии в городе над Волгой не отрастил колючки и не запер дверь на засов, только гудел по ночам громче, будто угрожающе, чаще хлопал окнами, стараясь уберечь, закрыть, спрятать своих обитателей. Центр Парапсихологии вроде бы ничем не выражал враждебности, никоим образом, ждал дорогих гостей из Москвы с нетерпением. Но это читалось в каждой трещинке, это жило в его старых стенах и в тревожном перезвоне зеркал в галерее – ждали не друзей.
Имя ревизора им тоже сообщили не сразу, наслаждаясь эффектом внезапности. Это стало бы сюрпризом, не будь Мятежный рядом, когда Валли проверяла почту, и не вытряси он из нее детали. Они говорили: «Виктор Воронич», а имели в виду плохие новости. Виктор Воронич, его монохромный гардероб, его строгие линии, его невероятные скулы – проведешь рукой, и можно порезаться. Виктор – второй после Кощея, они говорили: «Виктор», а подразумевали «Ворон Воронович».
Саша уже сейчас видела черных, огромных, лоснящихся воронов на деревьях по всему городу. С Виктором не бывало просто так, ревизия началась с той секунды, как его имя прозвучало под крышей Центра. Перед линейным, каким-то стерильным Виктором покорно гнули спины даже мертвые, хотя, казалось бы, чего бояться им?
«Да это просто несправедливо!» – помнила собственное восклицание Саша, и это правда было несправедливо, потому что о давно забытом, оставшемся в Москве романе Виктора и Валли, кажется, говорили до сих пор, и одна сплетня, как водится, была отвратительнее другой. Не говоря уже о том, что красивый Виктор, его правильное, совершенно нечитаемое лицо, были в конечном итоге причиной, по которой Валли оказалась так далеко от столицы, в убитом провинциальном Центре. История была грязная, а грозила стать еще грязнее. В конце официального письма они вежливо уведомили Валли, что Виктора будет сопровождать сам Иван (Царевич, не думайте даже называть его Дураком, сейчас его знали как Ивана Ахматова), он, видите ли, предложил свою помощь в расследовании.