Пыльные перья

Саша не могла дать внятного объяснения, эти вещи для нее были очевидны, висели в воздухе – собирай да рассматривай под лупой. Правда, в этом случае у нее был шанс наблюдать его дольше. Саша задумчиво куснула губу, все еще чувствовала пальцы Грина на запястье, он вел указательным по вене вверх и вниз, слушал пульсирующий там ток крови и казался ей настоящим путешественником.

– Это… Я не могу объяснить. Просто то, как он стоит, его положение в пространстве относительно Ивана. То, насколько Виктор доверяет его присутствию, вы же видели, Иван динамичный очень, Виктор ни разу не передвинул руки. И у него лицо, знаете… было такое, будто он готов исполнить любой приказ Ивана. Это просто… Черт. Ну неужели вы не заметили? Иногда между людьми в воздухе есть напряжение. И оно там было.

Мятежный все еще смотрел на нее с зашкаливающим скептицизмом, чем медленно, но верно приводил Сашу в состояние пылающей спички.

– Виктор для него? Не наоборот? Это ведь Иван потащился в эту глушь, разве нет?

Саша снова покачала головой, хотя понимала, почему такая логика была Мятежному ближе.

– Он его… пропускает. Неважно, принц всей сказки Иван или нет. Но Виктор командует мертвецами. Виктор вечен. Ревизия предписана именно ему. И он разрешает Ивану вести переговоры. Мне как-то было интересно, что там произошло у них с Валли, я решила покопаться, что за кадр наш генерал Ржавого царства. Он… результатер. Он деятель. Он не даст кому-то делать работу за себя, и он редко приходит миловать и вести пустые беседы. Он идет за чем-то. Так что нет, под нож бросится Виктор. Разве все эти божки подземелий не готовы убить за живое, горячее и теплое? Разве не так это работает?

Ответом ей стали сплошные знаки вопроса у них в глазах. Саша рассчитывала на более развернутый ответ и осторожно продолжила:

– Ну… Кощей ведь этих девушек не просто так похищал? Сказка всегда тянулась к жизни. А Иван… Иван – сама жизнь. Рядом с ним дышать сложно, настолько он живой. Честное слово, я думала, деревянный стол перед нами расцветет. В нем жизни столько, что любая другая жизнь рядом с ним кажется какой-то неполной. Меня это тревожит. Грин, да даже твои отец с матерью! Прости, что говорю об этом, но… Она ведь была зрячей, не творением Сказки. Ты должен понимать.

Грин задумчиво повел плечами, и, может быть, говорить о домах и семьях в таком контексте неправильно, но Саше нужно было. Саше было просто необходимо быть услышанной, и если эти мальчишки со сплошной лобной костью вместо мозгов не хотят ее слушать…

– Мама этот выбор сделала сама. Мы потому настолько… противоречивые фигуры. Мама предложила ему себя сама. Это, знаешь… ее публичное заявление. Вроде никто не будет диктовать мне мою судьбу, никто не скажет мне, что делать. Сначала это. После мама решила родить героя, получился я… Я это к чему. Это необязательно о притяжении к теплу, просто…

Саша молчала несколько секунд, ожидая, что он соберется, что он продолжит, давая ему эту возможность, но Грин молчал, и тогда она закончила за него:

– Но он согласился. Сказка всегда тянулась к жизни. Может, он и не тепла искал, Великий Огненный Змей. Но одно, Гриша, я знаю точно. Им скучно. Им всегда одуреть как скучно: такая долгая жизнь, такие одинаковые сценарии, дорожка протоптанная, и каждый раз ступаешь за самим собой след в след. И предложение твоей матери – это с ума сойти как забавно. Это что-то новое. И он согласился. Они всегда голодны, и они всегда скучают. А мы, смертные, со своими крошечными короткими жизнями, знамениты своей порывистостью и безрассудными поступками. Иван – первый из нас. Лучший из нас. Вот и все.

Саша поднялась, взволнованно прошла по комнате, густой белый ковер надежно съедал звуки ее шагов, в голове все продолжало гореть.

– Наконец, если вы мне не верите, посмотрите на Валли. У нее нет твоего толера, Марк. Но Иван ее бесит, прямо под шкуру лезет. Мы не знаем, из-за чего Валли и Виктор расстались. Так? А может, все-таки знаем? Служба в очередной раз вытеснила личную жизнь?

Мятежный поднял руки в побежденном жесте, Саша заметила это давно – в последние дни он избегал на нее смотреть, будто она была живым напоминанием. Будто ему было стыдно. Будто он сожалел. И Саша бы почти ему поверила. Во всяком случае, ей жутко, до больного хотелось в это верить. Вот только Саша Озерская, может быть, и была мечтательницей, но мечты с реальностью не путала никогда. Мятежный не смотрел на нее, говорил в пространство:

– Хорошо. Допустим. Они не только коллеги, у них есть некая духовная связь. Что это дает?

Грин издал негромкий звук, будто наконец уловив ее ход мыслей.

– Только то, что это личное. Убийства – это, безусловно, отвратительный инцидент. Но он не требует ревизии всей сказочной верхушкой. И особенно он не требует лишнего столкновения Виктора и Валли. Марк, мы здесь столько лет, ты такое помнишь?

Мятежный снова несогласно мотнул головой: по неведомым причинам абсолютно все, что связано с Виктором и Иваном, он воспринимал в штыки. Саша это кожей чувствовала: он бы лучше вцепился им в глотки.