Пыльные перья

Саша все пыталась вывернуться у него из рук, хрупкость Грина была обманчивой, он держал крепко, и ей только и удалось, что изловчиться и слегка прихватить его зубами за нос, но тут же выпустить.

– Ты дурак, Гриша. Это перед свадьбой нельзя. А мы вроде не женимся. Все, не сбивай меня с мысли.

Саша огляделась, торопливо собирая и знакомый ножик, и перевязочные материалы. Грин наблюдал за ней, чуть прикрыв глаза.

– Ты сегодня такая живая, ты знаешь? Искришь просто.

Саша просияла, заканчивая со сборами, и обернулась к нему с лицом победительницы.

– Может, Валли нужно чаще устраивать для нас праздники, как думаешь? Тогда у нее будет отдых хотя бы от меня. Атмосфера праздника влияет на меня благотворно, а я готова передавать хорошее настроение дальше, да-да-да!

Она очень убедительно изображала динозаврика из мультика про Землю до начала времен и заливисто хохотала, запрокинув голову. Огоньки, жившие в комнате Грина и будто даже у него под кожей, всегда к ней тянулись. Она выглядела совершенно счастливой, катаясь у него по кровати, и он ее такой, может быть, и помнил, но готов был поклясться, что он в Центре был единственным.

– Иди сюда. – Саша звала мягко, а улыбалась все шире, будто улыбка в ней не помещалась и так и лезла наружу, забыв спросить разрешения. – Резать будешь вот здесь. – Она развязала халат, не смущаясь нисколько. Иногда ей казалось, что смущение она оставила там же, где Иван оставил свою человечность. Отказалась от него, потому что оно ей не шло. Саша показывала на ногу, чуть повыше колена. – Потом крепко перевяжем, у костюма еще будут чулки, так что мешать оно не будет и, я надеюсь, ничего не испачкает. И никто ничего не заметит. Только неглубоко режь!

Грин вопросительно приподнял брови.

– К чему такие меры, думаешь, что-то случится? Это же вип-персоны, я уверен, это сегодня самое безопасное место в городе. Не думаю, что нам придется реально с кем-то сражаться. Нагрузки не будет, кровь не нужна.

Саша им любовалась. Лицо бледное, будто фарфоровое, в полумраке комнаты он светился изнутри. Ей нравилось, как это работает. Возможно, это она никому в жизни так не доверяла. Тот самый момент, когда вкладываешь нож в чью-то руку и знаешь, что будет больно. А еще знаешь, зачем будет больно. И что это того стоит. Знаешь, что больнее, чем ты позволишь, не будет. Знаешь, что достаточно будет шипения, чтобы он остановился. Знаешь, что потом увидишь румянец на его щеках. И вы переживете еще один день. Может быть. Загадывать с Центром, конечно, глупо.

– Это маскарад, полный нечисти. – Она привычным жестом протянула ему нож, вперед рукояткой, села удобнее. – А значит, случиться может что угодно.

Грин опустился перед ней на колени, осторожно ощупывал пальцами ногу, будто прикидывая.

– Господь, Истомин, это дурит девочке голову, я серьезно. Твой коленопреклоненный вид. Я, конечно, думала снова насобирать ее в бутылочку, но мне кажется, от свежей эффект лучше. Клянусь, это не было предлогом увидеть тебя на коленях. Чуть-чуть. Может быть. – Саша показала на пальцах возможные размеры этого чуть-чуть, изо всех сил стараясь быть убедительной. Ладонь у него была такая горячая, и пальцы такие внимательные, что думать было сложно.

– В следующий раз можешь просто сказать: «Хотелось бы мне, чтобы у нас было чуть больше времени, мне здесь нравится. – Он потерся носом о ее колено, осторожно прикоснулся губами, и лицо у него было беззащитное. Есть зрелища величественные, например, северное сияние над Волгой, а есть что-то комнатное: мальчик с фарфоровым лицом, глаза закрыты, и веки еле заметно подрагивают; он будто слушал музыку или ток ее крови. Возможно, это было одним и тем же. Голос у Грина был чуточку хриплый, он прижимался к ее колену щекой и никуда не спешил, ловил каждую секунду. – Мне бы хотелось, правда, чтобы это происходило при других обстоятельствах, ты красивая такая. Готова?

Саша только кивнула, отозвалась еле слышно:

– Готова, конечно. Давай.

Когда ты кому-то доверяешь – ты забываешь бояться боли. И вообще забываешь бояться.

Саша отметила сам момент надреза и издала негромкий жалобный звук, когда почувствовала прикосновение губ к ране. Она ощущала себя не менее беззащитной, человеком без кожи или улиткой без раковины. И это было удивительно. И это было замечательно.

Грин оторвался через некоторое время, она все не могла открыть глаза, слышала, как он накладывает повязку, чувствовала быстрые прикосновения пальцев. У него были умные руки, и эти руки ее знали, эти руки были к ней привычны, берегли ее, как ее берег их хозяин.

– Саша, ты как? Можно я тебя спрошу кое о чем? Только пообещай не убегать, хорошо? Я тебя уже почти месяц по всему Центру не могу поймать. Обещаешь?