Пыльные перья

Марку ведь нужна была цель, и это ровно то, чем для него стал Грин. Найти выход, поддержать, удержать утекающую жизнь.

Его фраза, брошенная однажды, она до сих пор здесь, я все помню. «И кого ты, идиотка, пытаешься задеть, называя меня его псом? Да я был бы счастлив быть его собакой».

Грину давали месяцы – он прожил годы. Марк верит в чудо и в исцеление. Не в нелепые связи и не в то, что кровь крепка. И воля тоже. Грин говорил: «Марк – мой якорь».

И это работало в обе стороны, а мой маленький секрет пусть секретом и останется.

Я не буду тем человеком, который ему скажет.

Саша собрала испачканные салфетки с бешеной скоростью, и Мятежный открыл дверь – пять секунд спустя. Правило пяти секунд – правило терпения Марка Мятежного. Его хватает ровно на пять секунд. Он посмотрел на них чуть удивленно.

– Был уверен, что ты сейчас перед зеркалом.

Саша ему подмигнула, голос бодрый, и кажется, что вот еще секунда – и она примется танцевать. Если бы можно было только танцевать, всю жизнь танцевать: в золотом конфетти, под дождем и на заснеженной площади – танцевать, танцевать, танцевать.

И не думать больше никогда ни о большой лжи, ни о маленьких сердцах.

– У Грина зеркало лучше, я пришла сравнить. Не опаздывай, Маречек.

Саша скользнула за дверь змейкой, Мятежный тоже был не в костюме, тоже пришел за чем-то, Саша не слушала приглушенных голосов за дверью.

Центр собирает детские сердца и выращивает из их обладателей солдат. Разбивает на миллионы осколков, превращает в пыль. Сердца вам не нужны. И мы врем, мы колдуем, мы стережем границы – мы верные псы и знаем только руку хозяина. И стекольно-сердечная пыль все хрустит у нас под ногами. Мы знаем, что ходим по собственным сердцам.

Пусть мое сердце будет из алмаза или из гранита. Пусть оно будет двулико. Но будет со мной. И я сама решу, кому его отдать, тяжелое, почти неподъемное. Но мое.

Чтобы не думать о мальчиках, Саша думала о маскараде. Или о сиянии. Или о колдунах. О колдунах думать было достаточно мерзко, чтобы они занимали все мысли и не оставляли никакого пространства для маневра. Игла вилась вокруг нее, похожая на осу, так же беспокойно не жужжала даже – гудела, плела волосы настолько хитро, что Саша оставила всякие попытки отследить, запомнить и повторить прическу позже. Но волосы ложились золотой короной вокруг ее головы, открывали шею, и Саша своим отражением любовалась.

Игла любовалась ей тоже.

– Как Игла тобой гордится, девочка. Моя Сашенька будет самой красивой звездочкой на маскараде. Настоящей принцессой.

Саша задумчиво постучала пальцами по столу.

– Игла, скажи. А ты раньше видела зеленый луч? Сияние? Там, где его не должно было быть?

Домовая довольно захихикала, чуть потянула Сашу за волосы и ласково кольнула шпилькой шею. Саша прикосновения почти не ощутила, но шикнула просто потому, что Игла любила, когда на нее ворчат. Вкусы домовых были так же специфичны, как и их имена. И в этот момент Саше подумалось, что действительно: Игла с острыми предметами была совершенно беспощадна.

– Девочка моя, северному сиянию место на севере. Потому что там, говорят знающие, ближе всего к царству мертвых. Ой-ой. К Ржавому царству. Граница тоненькая. Маленькая. Но протискиваться в нее все равно приходится, будто… в игольное ушко. – Крайне довольная собственной шуткой, Игла даже захрюкала.

Саша недовольно потянула ее за «игольное ушко» и добавила в голос строгости:

– Отвлекаешься.

Домовая пискнула, вывернувшись из ее захвата, и невозмутимо продолжила:

– Ты вредная девочка, Сашенька. Но ты с утра оставила мне каши, а потому я тебе скажу. Северное сияние – это значит только то, что два царства, ваше и наше, Ржавое, столкнулись.

Саша уставилась на нее в шоке.

– Здесь? Вот прямо здесь? У Волги?

Игла заправила последнюю шпильку ей в волосы и отошла, удовлетворенно разглядывая результат.

– Моя девочка – самая красивая девочка. Неважно, на маскараде или нет. – Она подпрыгнула, звонко и слюняво чмокнула Сашу в щеку. Оставалось только побежденно вздохнуть и не вытереть щеку: разговор окончен не был, и она ждала от домовой ответа. – Ржавое царство откроется там, где пожелает. Если воля крепка. И если вера крепка. А этот город сейчас удивительно окреп, не находишь?

Саша фыркнула, из отражения на нее смотрела искрящаяся золотая девочка, достойная дочь Сказки. Но дочери Сказки – Елены, Василисы и Марьи, Аленушки и Настеньки.