Ей показалось, что это галлюцинация и золотая пыль в воздухе все же не прошла даром, но галлюцинация – это представление для одного, а Мятежный отреагировал первым. Саша слышала, как напряжение рвется, спускает его с цепи, почти различила, как он щелкает зубами:
– Она не танцует.
Тошнота и отвращение Мятежного было осязаемым, Саша чувствовала его на коже, оно горчило на языке. Как бы не так. Саша улыбалась, сияла как звездочка, вишенка на именинном торте – называйте ее как угодно, но называйте хоть как-нибудь.
– Конечно танцую. – Саша приняла его руку, и не случилось ничего. Она не прилипла, не утонула в меде, ладонь у него была сухая и горячая и при прикосновении будто колола невидимыми молниями, не настолько сильно, чтобы это беспокоило. – Маречек, если ты не хочешь, чтобы кто-то с кем-то танцевал, пригласи его сам.
Саша столько раз сворачивалась под одеялом и представляла золотые холлы, полные зеркал, столько раз представляла себя маленькой принцессой торжества. После из принцессочности она выросла, сбросила ее, как змея старую кожу, осталась зубастой, осталась маленькой злой змейкой. Но сиять не перестала. Она подмигнула Мятежному и позволила увести себя, маленькие золотые иголочки касались ее кожи на каждом сантиметре, где они с Иваном соприкасались.
Грин вздохнул, в одном этом вздохе слышалось: «Полное фиаско», но в голосе обвинения не было, только печальная констатация факта:
– А ведь в ее словах есть смысл, Марк, как думаешь?
Мятежный раздраженно тряхнул головой, взгляд все еще взбешенно сверлил Сашину спину.
– Я не хочу танцевать с ней. Я не хочу, чтобы эта идиотка влетела в очередную историю. И втащила нас за собой. Это так сложно – посидеть тихо гребаные пару часов? Нет, Озерская влезет ровно в центр всего мракобесия и будет там сиять.
Грин наблюдал за ним с усмешкой, ярость Мятежного была настолько искренняя, что не поверить в нее было невозможно.
– И если тебя беспокоит чья-то сохранность, иногда ему нужно просто сказать об этом.
Мятежный полыхнул, развернулся к нему всем телом, и Грину уже было немного стыдно: это, безусловно, не то, над чем стоило смеяться. Мятежный весь был такой: сложное, запутанное сооружение из чувств, он бы сказал, если бы мог. Грин думал, что Мятежный на него злился, и, как всегда, ошибался.
– И почему ты сам не вмешался, профессор психологии?
Они нашли ее в толпе глазами – белая смеющаяся запятая, золотая корона из волос. Саша понятия не имела, не замечала, но будто вернулась домой, будто шумные торжественные толпы, танцы, золотые блестки – это ровно то, где она была на месте.
– Потому что самый быстрый способ заставить ее сделать все наперекор – попытаться принять за нее решение. Вы с Валли всё пытаетесь давить, а это… не так работает. Она сама всегда знает, что для нее лучше.
Мятежный несогласно покачал головой, прокрутил в мыслях очередное наставление Валли: «Уходим отсюда обязательно вместе».
Хорошо. Хорошо.
Находиться рядом с Иваном, настолько близко – опыт невероятный, Саша запоминала. Саша слышала ток его крови и сердцебиение, ощущала под пальцами, в нем даже жизнь была запредельно громкой, люди так не живут. Оглушительно. Он – весь солнечный, замечательный набор мышц и жил, его присутствие всеобъемлющее настолько, что она чувствовала себя совсем крошечной. Ей все приходилось выше поднимать голову, чтобы хотя бы попытаться заглянуть ему в лицо. Легко быть смелой с Грином или Мятежным, они точно так же новые игроки на этом поле, точно так же пробуют и совершают ошибки. Это игра на равных. Иван не был похож на них: прикосновение у него было тоже горячим, и он пах яблоками в карамели, и снова ладаном, и будто дождем, и… Саша не могла различить, но он весь был будто придуман для того, чтобы дурить головы. Она Ивана почти боялась, а это было ровно тем, чего делать ни в коем случае нельзя. Потому Саша смеялась тихонько, позволяла себя вести, и, господи, как сильно она любила танцевать, как редко ей удавалось это делать.
– Я вижу, тебе здесь нравится, я могу обращаться к тебе на «ты»?
Саша усмехнулась куда-то ему в плечо, вопрос был смешным, и вся ситуация казалась ей смешной.
– С учетом того, что
И только оказавшись в этих руках, объятьях солнца и вечного лета, ей удалось открыть глаза по-настоящему – это все его стальная воля. Время в зале будет идти так, как он пожелает, и музыка будет ровно той, что ему нужна. Саша не спешила – Саша думала, ловила момент, позволяла себя кружить, пока музыка не замедлилась, пока атмосфера не стала плотнее и гуще.
– Оставь запудривание мозгов Еленам моему прямому конкуренту, я здесь вовсе не за этим. Я знаю, что нужно мне. Еще я знаю, чего желает твое сердце.