Пыльные перья

Она подтолкнула его ногой, а после демонстративно отвернулась, и, может быть, она застала Мятежного врасплох, не заметив даже. Он не знал ее настолько домашней, настолько незлой – и не был готов узнать. В комнате было тепло. В комнате было замечательно. В комнате было трое молодых взрослых – вчерашних детей, – два кота и сотня проблем, о которых никто из них сейчас не хотел говорить. Засыпая, Саша успела подумать, что, господи, неужели так всегда могло быть? Три человека, слишком тесная для них кровать, холодное и лишенное красок ноябрьское утро. И эти упрямые кошки, похожие и совершенно разные. Полночь оказался ласкушей и папиным сыном, Полдень же обладал менталитетом циркулярной пилы, оба были безумно упрямы и любили поесть. Саше казалось, что они братья и что отчасти они похожи на них и… Если кошки в чем и были уверены, так это в том, что они останутся здесь надолго. И уши у них были с кисточками. А дыхание у Грина щекотное, и Саша могла свернуться в этих руках, могла наконец уснуть.

И могло быть всегда тепло?

Грин задумчиво посмотрел на Мятежного поверх Сашиной светлой головы, она свернулась между ними, как котенок, и признаки бодрствования подавать отказывалась, пока не задышала ровно, тихо совсем.

– Прости меня?

Мятежный развернул к нему голову резко, одно молниеносное движение, взгляд стремительно темнеющий. Грин хорошо знал такие моменты: упрямо сжатые губы и эта его поза – весь как натянутая струна, сплошные напряженные мышцы. В Мятежного можно было стрелять и бросаться камнями, с места он не сдвинется. И знал, как сильно бесили Мятежного подобные извинения. В ситуации виноват был кто угодно, но не Истомин. Истомин, в свою очередь, чувствовал за собой вину. И знал, где именно он не справился, где именно подвел, неважно, специально или нет.

– Тебе не за что извиняться. Ты над ситуацией контроля не имел.

Грин снова покачал головой. Где только найти правильные слова? И как его тошнило от душного плена собственного тела, которое оставалось мерзким предателем и всегда было готово подвести его в самый неподходящий момент. Живущая в этом теле магия была для него непригодна, разрушала его при каждом использовании – и без использования тоже. Грин открыл было рот – спорить, извиняться, черт знает, что еще, – но лишь выдавил:

– Я должен был тебе помочь. – Этот стыд лез наружу редко, но он был здесь. – А толку от меня было ноль.

Мятежный улыбался, шире, увереннее, так улыбаешься только своим людям. Людям, которые заставляют твой мир вращаться.

– Не неси ерунды, Истомин, меня бы здесь не было уже больше сотни раз, если бы не твое своевременное вмешательство. И иногда кажется, будто ты вообще единственная душа, имеющая смысл. Ты сделал все, что мог, и даже больше, мы бы без тебя в жизни не справились. И без твоего огня. Я клянусь тебе, они бы нас сожрали, Грин. Они бы нас просто сожрали. Не сомневайся. Я отказываюсь слушать ту часть твоей речи, где ты называешь себя бесполезным. – Он прижался лбом к голове Грина, на секунду всего. И это мгновение Грин тоже успел хорошо запомнить. Впечатать намертво. Это воспоминание он заберет с собой за черту, когда внутренний огонь наконец выжжет его изнутри. А с такими воспоминаниями и уходить не жалко.

С памятью об уверенном горячем рукопожатии Марка Мятежного, о том, как Сашины волосы щекотали ему лицо и шею, невесомые, но их было так много, он мог спать, укрывшись ее волосами. С днем вроде этого, когда все было ясно и жить хотелось вдвойне. С мурчанием котов и с Валли, еще не успевшей уйти и сердито что-то кому-то выговаривающей этажом ниже.

И как я уйду, если для меня здесь осталось так много?

Саша рядом вздрогнула, горячо зевнула ему в шею, издала негромкий звук, на который отозвался дремавший здесь же Полночь, продолжающий негласную войну с Мятежным за территорию. Розовая кошачья пятка упиралась Грину в ключицу, вроде: «Делай что хочешь, но меня ты теперь не сдвинешь».

– Теперь, когда мы миновали лирическую часть и выяснили, что вы в порядке… – Саша потянулась, досадуя, что умудрилась всерьез задремать. Не то чтобы беспокойное гипнотизирование спящего Грина этой ночью и вздрагивание от каждого шороха можно было считать сном. – Может быть, поговорим все же о слонах в комнате? Или мне стоит сказать о Доме со слонами? Я надеюсь, он еще стоит? Это уникальный памятник архитектуры и прекрасный представитель модерна, видите, я сделала свою домашнюю работу, пока планировала бежать вас спасать.

Мятежный фыркнул так, что Саша была готова поклясться: будь сила этого фырчания чуть более разрушительной, ее бы с кровати просто сдуло. Она обернулась, едва не зарядив ему рукой по лицу.

– Молчи! Мятежный, молчи. Если ты сейчас откроешь рот, я хочу, чтобы ты использовал его разумно. Ты ведь умеешь, правда?

Мятежному было смешно: это существо, удивительное, бестолковое, суетное существо, он все еще понятия не имел, что с ней делать. С этим существом что-то случилось, и она совершенно не была похожа на девочку, которую они здесь оставили.