Раб Петров

Внезапно рядом раздаётся резкий удар, потом ещё и ещё – словно кто-то бьёт по ледяным телам – сильно и уверенно… Мёртвые отшатываются, отступают, пятятся… Андрей слышит угрожающее шипение, ворчание, из темноты блестят два ярко-изумрудных глаза, да огромные стальные когти… Тихон? Только почему он такой большой? Однако холод отступает. Согревающееся тело вновь начинает терзать боль, но Андрей почти радуется ей: значит, он жив! И тут его ноздрей касается знакомый запах – сладкий, медовый, напомнивший о блаженстве и счастье… Гинтаре?! Она где-то здесь, рядом?

Андрей с усилием приподнимается; верный друг Тихон, подняв хвост трубой, с мелодичным урчанием запрыгивает к нему на колени.

– Спасибо тебе, – говорит Андрей, почёсывая кота за ухом, – не бойся, мне лучше.

Изумруд мерцает энергично и ярко – от него по венам растекается бодрящее тепло; кажется, будто раны, нанесённые стрельцами, заживают на глазах. Андрей уже может встать и выпрямиться.

* * *

Вокруг стояли неподвижные, застывшие в инее кусты и деревья, однако даже этот иней и снег под ногами не были холодны. Они казались ненастоящими, как будто были сделаны из бумаги. Андрюс совсем не ощущал холода, не слышал ветра, шелеста, птичьих голосов. Мертвенная тишина давила на сердце; Тихон тоже осматривался с подозрением и негромко ворчал.

Мало-помалу место стало выглядеть знакомым… Да ведь это тот же путь, которым они шли, когда выбрались из зачарованной чащи, где жила Гинтаре! Андрею стало даже казаться, что он узнаёт поломанные им самим ветви. Неужели тут всё осталось как прежде, и никто больше не ходил этим путём? Хотя – почему бы и нет? Насколько ему было известно, с тех пор как он, Андрюс, покинул таинственную чащу, туда больше не ступала нога никого из людей. А сама Гинтаре всегда выбирала другую дорогу, отправляясь во Внешний лес.

* * *

Он не помнил, как оказался здесь, среди деревьев. После той злосчастной дуэли, когда он убил своего единственного друга, которого мечтал спасти, его, кажется, отвезли домой, пытались лечить… С этого момента происходящее терялось в тумане. Видимо, его преследовали кошмары… Или то была явь?

Он же видел, будто наяву, повешенных стрельцов, чувствовал их: они кололи его, рубили своими призрачными алебардами, мстили за погибшего Ивашку. Андрей пытался сопротивляться, но сил не было, всё забрал поединок и неудавшееся воскрешение. Гинтаре права: если ты сам вонзил шпагу прямо в сердце друга – никакое волшебство его больше не оживит.

И тогда Андрей, в который уже раз, подумал, насколько дар ведьмы для него бесполезен: он не смог спасти никого из самых близких и дорогих. Катарина, Ядвига, мать, Иван… Все они умерли, никому он так и не помог.

Кто же у него остался, кроме тех, кому он служит по велению долга и клятве чести? Только Тихон, да ещё сестра с отцом. И Гинтаре, которую он мучает своими редкими появлениями, вечными разлуками, невозможностью обрести счастье…

Тик-тик… Что-то внутри него непрерывно отстукивало каждый шаг, будто настенные часы, привезённые государем из чужих земель. Сколько же они не виделись с Гинтаре? Полгода? Год? Или гораздо дольше?

Да нет же, нынче поздняя осень, а за прошедший год ему удалось побывать в чудесном лесу только раз – в апреле, когда уже весело звенели ручьи, громко щебетали птицы, а под ногами, на освобождённой от снежного покрова земле прорастали вовсю подснежники – белые, свежие, радостные… И Гинтаре, с венком подснежников на солнечно-рыжих волосах, протягивала к нему руки и смеялась…

Андрей остановился, опёрся спиной о берёзовый ствол. Рана в боку всё ещё беспокоила, мешала идти, не давала вздохнуть глубоко: ему то и дело приходилось замедлять шаг и отдыхать. Он не видал диво лесное несколько месяцев, а отчего-то сейчас ему казалось, что прошло несколько лет.

Он вдруг ощутил безумную тоску по ней, по её золотисто-рыжим волосам, по янтарным глазам и певучему голосу… Будто бы целая жизнь прошла без Гинтаре, словно он уже состарился, так и не ощутив более её объятий, не коснувшись горячих губ! «Сколько я с нею не виделся?» – вновь пришла в голову неотвязная мысль.