Раб Петров

Пётр Алексеевич стоял очень близко к воде: Нева то и дело выбрасывала снопы ледяных брызг ему на камзол. Ещё прошлой весной на этом берегу по приказу государя оградили от людских посягательств дубовую рощу – всё дерево предназначалось для кораблей и городских построек. Вырубать дубы на собственные нужды кому бы то ни было строго-настрого запрещалось.

Откинув голову и прищурившись, Пётр окинул взглядом небольшой лесок. Прямо с раннего утра ему донесли, что на Адмиралтейской стороне, несмотря на царский запрет, оказывается, вырубили изрядно деревьев. Кто и зачем отдал сей приказ, было пока неведомо. Государь вынужден был прямо из доков, где он следил за постройкой нового фрегата, отправиться в рощу. Александру Даниловичу Меншикову, и Андрею велено было ехать вместе с ним.

Пётр Алексеевич перевёл хмурый взгляд на губернатора:

– Воров, что лес рубили вопреки запрещению, вели сюда привести! Всех, кого нашли!

Меншиков кивнул начальнику караула. Виновных оказалось семеро: несколько мещан, что нуждались в строевом лесе, и даже один офицер – невысокий пожилой капитан в форме драгунского полка. Губы государя гневно дрогнули, когда он встретился взглядом с этим человеком.

– Обыск в домах произвели? – спросил он. – Точно ли эти рубили?

– Они, Пётр Лексеич, – Меншиков кивнул на сбившихся кучкой мещан. – На свои нужды. На сани да телеги, да обручи к бочкам и чанам. Известно: всем лес необходим. А этот вот… – губернатор показал на офицера, приблизился к государю и что-то прошептал ему на ухо.

– Что?! – с медленной яростью переспросил царь. – Будучи в войсках моих, посмел?..

Андрей поёжился от пронизывающего ветра. Ему хотелось поскорее вернуться в доки и приняться за привычную работу – она лучше всего успокаивала и возвращала прежнюю твёрдость духа. Однако видно было, что государь был отнюдь не намерен спускать ворам с рук, а, значит, на берегу придётся задержаться.

– Повесить прикажу! – процедил Пётр Алексеевич, останавливаясь пылающим взглядом на пожилом офицере. – Да с этих-то какой спрос, что они понимают, а ты?! И как в мундир влезать не совестно было?..

Капитан, седой человек, с простыми мягкими чертами лица и тёмно-серыми глазами царского гнева, однако, не заробел. Он стоял неподвижно, спокойно – тогда как мещане, не помня себя от страха, сбились в кучку будто перепуганные овцы.

– Ты-то сам из солдат, должен понимать, – продолжал государь, – что с небес не упадут на нас ни корабли новые, ни орудия, ни победы морские! Что лес строевой на постройку судов идёт! А туда же, как эти вон… Тут город строится, столица новая, а вам до того и дела нет!

Мещане боялись вздохнуть и поднять глаза, офицер же упрямо выдержал тяжёлый царский взор.

– Понимать-то понимаем всё, – тихо, но твёрдо произнёс он. – Да только не будет народ сыт-одет новыми кораблями да орудиями. Леску на свои нужды немного срубили, а иначе где его здесь взять-то? Где-то жить надо, крыши над головой делать, телеги, бочки, вон, нужны. Понимать-то мы всё понимаем…

Государь стиснул зубы, глаза его метали молнии.

– Повинись, поклянись перед Богом, что виноват, больше воровству потворствовать не станешь!

Офицер крякнул, пожал плечами.

– Может, и виноват… Только какое тут воровство, когда негде больше лесу взять? Да и вырубили мы всего ничего.

– Повесить! – бросил царь.

Повернулся, зацепился взглядом за Андрея.

– Вот и хорошо, мастер, что ты здесь: как раз проследишь, чтобы виселицу как надо приладили.

Андрей содрогнулся. Никогда ещё ему не поручали столь отвратительной работы. Да и этот человек, по его представлению, вовсе не заслуживал смертной казни. Хоть он и вор, но – людям в самом деле необходим лес. Здесь, в Питербурхе, каждое бревно, каждый камень шёл в дело, а рубить и правда было негде.

Андрею вдруг весьма некстати припомнились слова Ивана Ольшанского о государе. Он поднял на Петра Алексеевича умоляющий взор, однако тот смотрел не на него, а на офицера. Пожилой капитан вновь не дрогнул, стоял спокойно.

Меншиков приблизился к царю, что-то проговорил негромко; государь дёрнул плечом, ноздри его гневно раздулись, но видно было – сдержал себя.

– Ладно, – проворчал сквозь зубы. – Вижу, что не трус. Будешь разжалован в солдаты за ослушание, да смотри, служи честно!

– По-иному и не умею, ваше величество! – хрипло гаркнул капитан.

– И больше не воруй, а то… Эх, черти безмозглые, ничего-то вы не понимаете!

Пётр махнул рукой и направился к ожидавшей его шлюпке. Меншиков поспешил за ним, предварительно добавив людям, вырубавшим лес, несколько напутствий и от себя. Те, не веря пока, что так легко отделались, уставились на губернатора выпученными, бессмысленными глазами и лишь бормотали: «Не будем, не будем, Христом-Богом… Вели миловать…»

* * *

Государь приказал грести обратно на верфи; Андрей же гадал про себя, уместно ли будет задать его величеству вопрос насчёт пани Терезии. Пётр Алексеевич сейчас гневен, раздосадован. Андрею вовсе не хотелось, чтобы царское раздражение вылилось на голову бедной пани; в конце концов, та пока ничего плохого не сделала.