Раб Петров

Он остановился у входа в палатку. Тихона Андрей ещё нынче утром отправил обратно к сестре, привязав ему на шею холщовый мешочек с письмом, так что можно было не опасаться, что кота кто-то увидит.

– Ты что же сидишь тут, как сыч? – продолжал Гаврила. – Барин мой к себе требует. Ты же его просил перед государем за твоё учение ходатайствовать? А господин инженер своих обещаний не забывает!

21. Диво дождевое

В офицерском домике на голых стенах плясали отблески свечей и двигались тени. Снаружи шумели солдаты и матросы, громкий говор перемежался песнями, пьяными выкриками; кто-то плясал, кто-то спорил, где-то вспыхивали ссоры, заканчивающиеся возлияниями и взаимными уверениями в дружбе. А здесь стояла тишина. Из-за клубов табачного дыма Андрей не сразу смог разглядеть присутствующих, и едва на закашлялся.

Гаврила ухмыльнулся, подтолкнул его вперёд: «Иди-иди, чего засмущался, будто красна девица?», и скрылся за дверью. Андрей сделал шаг вперёд и понял вдруг, что дело не только в табачном дыму; избушку заполнял какой-то странный неподвижный туман. Он разглядел Петра Алексеевича, генерал-губернатора Меншикова, инженера Корчмина – все они сидели за деревянным столом, накрытым к празднику скатертью. Вино, чарки, трубки, какие-то бумаги у государя под рукой, перо, чернильница… За плечом царя Андрей заметил очертания двух человеческих фигур, но кто это такие, он не понял, а рассмотреть – не получилось.

Он вдруг осознал, что все, кто находился в домике, сидели, уставившись на него в оцепенении, будто это были не люди, а деревянные идолы. И только двое неизвестных рядом с царём двигались и жили. Андрей замер: он почувствовал, как изумруд, спрятанный на груди, сделался огненно-горячим… Но ещё прежде, чем он потянулся к перстню, наваждение рассеялось: никаких незнакомцев в домике не было, опять поплыли клубы табачного дыма, усмехнулся Корчмин, Меншиков уставился на Андрея острым, совсем не пьяным взглядом… Неужто показалось?

– П-проходи, проходи, – чуть запинаясь, произнёс инженер. Уж он-то, будучи главным героем праздника, не мог позволить себе остаться трезвым. – Присаживайся… Я тут государю уж про тебя порассказал кое-что… Вот как мы с тобой…

Андрей почтительно поклонился его величеству и генерал-губернатору, сел на лавку. Меншиков кивнул приветливо, смотрел по-прежнему внимательно, остро. «Узнал, этот непременно узнал». У Андрюса отчего-то возникло неприятное чувство, словно Александр Данилович мог что-то иметь против него.

Пока пьяненький Корчмин пересказывал свои истории, по-видимому, уже не в первый раз, Андрею было весьма неуютно. Изумруд продолжал пылать, предупреждая о какой-то опасности, но вот о какой именно? Ему казалось, что всем видно, как горит камень алым цветом под плотной тканью кафтана… Он непроизвольно поднёс руку к груди и перевёл взгляд на государя.

Пётр сидел, вытянув ноги, дымя трубкой – не пьяный, скорее скованный мертвенной свинцовой усталостью и собственными мыслями. Он рассеянно смотрел куда-то в сторону и, вероятно, пропускал мимо ушей всё, что говорил Корчмин. А вот Меншиков, напротив, слушал с большим вниманием.

– И, как обещал, Пётр Алексеич, соратника тебе моего весьма рекомендую… Очень учиться хочет, голова светлая, а руки и вовсе золотые…

– Помню, ты по дереву ловко вырезать умеешь? – завладел разговором Александр Данилович. – А ещё красильщик из тебя хороший…

– Откуда помнишь, Данилыч? – удивился Корчмин.

– А мы с твоим Protegé – давние знакомцы, – улыбнулся Меншиков. – На память я, ты знаешь, не жалуюсь. Встречались, было дело.

– А-а, ну так и лучше! – просиял Корчмин. – А я-то тут разболтался!

Он привстал, налил всем четверым вина и велел Андрею взять чарку.

Пётр Алексеевич продолжал дымить трубкой и смутно, невидяще посматривал по сторонам. Андрей ни разу не встретился с ним взглядом; видно было, что государь, в отличие от их прошлых встреч, не испытывает к нему ни малейшего интереса, и мысли его заняты чем-то другим.

Корчмин не переставал выпивать и говорить, Меншиков ему поддакивал. Андрей с тоской ожидал, когда можно будет уйти – его угнетало чувство, что он явно лишний, что царю не до него, но тот, неизвестно почему, не приказывал ему покинуть домик. Или, пока Меншиков с Корчминым опрокидывали чарку за чаркой да языками мололи, государь мог спокойно посидеть, подумать о своём? Скорее всего, так оно и было.

– Да! – выпалил вдруг инженер. – Александр Данилыч! Ты, если Андрея-то нашего раньше знал, помоги ему, что ли! Он у нас память потерял, не знает, кто таков, откуда… Может, ты ему скажешь?

– Вот как? Память, значит, потерял? – губернатор заинтересованно уставился круглыми синими глазами на Андрея. – Это как же так получилось? Ну-ка, расскажи!

Тот в ответ едва не застонал. Эх, господин инженер! Вот только этого сейчас и не хватало! Андрюс поднялся, поклонился и уже собирался, сославшись на нездоровье, уйти, чтобы в который уже раз забыть свои честолюбивые мечтания. Не было сомнений, что государь даже не заметит его отсутствия.