Раб Петров

Пётр напряжённо сопел рядом с ним: он выглядел настороженным, но не испуганным. «Ну вот, – подумалось Андрею, – теперь и сам государь знает про мои колдовские способности. Дальше уже можно не прятаться».

Однако царь думал по-другому.

– Ты бы эту штуку прибрал, – посоветовал он, опасливо поглядывая на изумруд. – А то хороши мы с тобой окажемся: царь непонятной нечистью одержим, и защитничек у него – колдун! Куда нас таких, разве что на костёр! – государь резко, невесело рассмеялся. – А ловко ты их отогнал! Я и святой водою умывался, и горницу мою приказывал святить… Ништо им, вроде отойдут, потом опять возвращаются. А тебя, вишь, боятся.

Возможно, подумал Андрей, тут могла бы что-нибудь подсказать Гинтаре. Не может быть, чтобы она про это не знала… При мыслях о ней у него внутри всё так и заныло: вот увидятся ненадолго, а потом что – снова уходить, снова отрывать её от себя с тоской и болью? И порознь им плохо, и вместе никак нельзя! Она свой лес ни за что не покинет, а он, Андрюс – теперь не сможет бросить в беде этого человека, могущественного царя огромной державы, что так нуждается в его защите, смотрит на него настойчиво, властно и едва ли не умоляюще!

Пётр Алексеевич, казалось, угадал его мысли.

– Я тебе, Андрей, приказывать не хочу, – произнёс он. – Только, кроме тебя, никакой помощи от этой напасти у меня пока не было. Я теперь хоть знаю, что не помешан – всяко легче стало, – но ты и дальше нужен мне. Это здесь их всего двое, а в Петербурге… Вот иду мимо полков, встречают они на построении, а эти вот посреди рядов солдатских стоят, другие их не видят. Я вижу, а они – нет. И кажется: вся армия у меня из этих вот призраков… Преследуют, даже по воде, хоть за корму не смотри. А здесь ведь и погода такая: туман, дождь моросит, что в двух шагах, не видно. Я и не знаю уже, где живые, а где – эти…

Андрей вздрогнул. Вспомнилась ночь смерти сестры Ядвиги, её горячечный бред: «Там туман, холодно, морось… Люди измучены и ждут избавления, солнца не видят… Души загубленные преследуют… Его.»

– Я буду с вами, государь, сколько нужно. Уйду, когда велите.

Он не стал рассказывать царю о своих мечтах, связанных с городом Петербургом, желанием новой жизни. Незачем измученному правителю докучать этим вздором! Однако Пётр внимательно взглянул ему в глаза.

– Что же, и никаких благ для себя не попросишь? Не верю, что тебе ничего не надобно.

Андрей слегка улыбнулся.

– Если не прогневаетесь государь, попрошу: хочу помогать новый город строить, о каком вы рассказать изволили. Питербурх… Он мне весь год во сне снится, уже готовым. Красивым, великолепным. Я плотником, столяром могу быть. И на верфи, в доки пойду работать, и…

– Знаю, – перебил Пётр. – Василий Дмитриевич, инженер ваш, недаром здесь про тебя распространялся, а уж ему я верю. И тебя самого помню, по Пскову ещё.

У Андрея моментом перехватило дыхание. Неужто?! Ему снова ужасно захотелось вот сейчас, пока возможно, рассказать государю о себе всё, как есть. Но он сдержался – не время теперь, да и надо придумать, что говорить, дабы не подвергать Гинтаре опасности. Государь Пётр Алексеевич своеволен, в желаниях своих неуёмен: как захочет узнать тайну дива лесного, да ещё больше могущества приобрести, никто его не переубедит.

Он замечал, как поглядывал царь с любопытством и опаской на его перстень, и, наконец, спрятал его под камзол. Андрей ожидал новых вопросов о себе самом, но Пётр Алексеевич ничего не спросил, сказал лишь, что завтра же они отплывают в Питербурх. Да велел позвать Меншикова с Корчминым, а он, Андрей, чтобы до утра никуда не отлучался.

– Ваше величество, – решился рискнуть Андрей, – мне бы только ненадолго кое с кем увидеться, если позволите. Прежде чем мы в Питербурх прибудем, надо хоть побольше узнать про… Про это, – он кивнул на щель в полу, где прятались неизвестные существа.

Пётр Алексеевич вскинул голову настороженно, точно зверь, почуявший добычу, кирпичный гневный румянец покрыл его лицо.

– Ты с кем говорить собираешься? – спросил он.

Андрей стоял навытяжку, смотрел царю прямо в глаза.

– Вашу тайну, государь, ни одному человеку хоть под пытками не выдам. А говорить буду с тем, кто сможет помочь, подсказать. Я ведь и сам мало про всё это знаю.

Пётр подумал немного, затем развёл руками, вздохнул.

– Будь по-твоему. Смотри, Андрей, доверился я тебе, сам не знаю, почему, но делать нечего. Грех на тебе смертный, коли выдашь или обманешь.

Андрей лишь молча поклонился.

* * *

Ранним утром на заросшем соснами берегу лил радостный, щедрый майский дождь. Ветра не было, гладкую поверхность моря разбивали мириады крошечных капель, а воздух был настолько свеж, что, казалось, разглаживал морщины на челе, смывал, прогонял прочь тяжесть и невзгоды прошлого… Это был воздух истинной весны – прохладной, молодой и неистовой.