«Мода — это все равно что поймать рыбу голыми руками, подержать всего секунду, одно мгновение, а потом раз — и ее нет. Но ты делаешь все ради этой секунды. В этом и заключается мода». Людо, фотограф, объясняет мне несоизмеримое количество времени и труда, необходимое для создания благоприятной ситуации, в рамках которой камера могла бы запечатлеть единственный краткий миг. К этим двум временным составляющим — длительной подготовке и мимолетной съемке — добавляется еще одна: продолжительность существования создаваемых изображений, потому что запечатленный эфемерный момент будет зафиксирован на бумаге или на экране и растиражирован с целью продать мечту. Когда мы наблюдаем за ее созданием, эта мечта, застывшая на страницах журналов, оказывается мимолетным видением, преображением на секунду. Ведь как показывает эстетическая и символическая метаморфоза Мирьяны и Кротуа, мечта, которую мода создает с помощью рекламы и прочих журнальных публикаций, — это мечта о преображении. Индустрия моды создает иллюзию преображения природы и изменения статуса как предметов, так и людей, а воплощение этой мечты достигается через производство образов.
В одном из своих трудов о моде Пьер Бурдьё называет этот процесс «силой трансмутации»[27]
. Мечта, создаваемая модой, заключается в искусстве «трансформации социальной природы объектов» (Bourdieu 2002: 204) и индивидов. Индустрия производит и продает свою способность преобразовывать ценность объекта (через бренды и лейблы), социальный статус индивидов (через владение предметами роскоши), а также тело (через макияж и одежду). Однако эта мечта о преображении, зафиксированная в модных образах, на практике оказывается недостижимой или эфемерной. Роль моделей здесь символична: в то время как они кажутся воплощением мечты, на самом деле им лишь удается изобразить ее в какой-то короткий момент, стоя под вспышками. Они не воплощают мечту постоянно, они ее «исполняют» (Гофман 2000); и исполняют только тогда, когда искусственное преображение уже произошло благодаря побочным продуктам мечты: макияжу и одежде. Аналогичным образом, но в другом масштабе потребители, которым адресованы создаваемые модой образы, предаются мечтам о собственном преображении и скупают продукты мечты, которые могут себе позволить. Но мечту не достичь, купив предметы, потому что она находится в другом месте: в мире, из которого эти предметы приходят и который они символизируют. Для работников индустрии моды мечта имеет конкретное измерение, представляющее собой плод их труда по созданию изображений и желанных образов, и измерение воображаемого — желание принадлежать к столь вожделенному социальному миру.2. Высокая мода, апофеоз мечты
Если мода — это индустрия, продукция которой одновременно и материальна, и нематериальна, то высокая мода (haute couture), несомненно, является сферой, наиболее ярко демонстрирующей это переплетение. Единственным разом, когда мне довелось наблюдать мир высокой моды, собирая материал для данного исследования, стала фотосессия роскошных нарядов для женского журнала из Объединенных Арабских Эмиратов. Весной 2012 года, когда я только приступила к диссертации, Мия мне позвонила и попросила составить ей компанию в один из рабочих дней. Это был самый разгар Недели высокой моды. После обеда я приезжаю в фотостудию в районе Бастилии, где команда с самого утра проводила съемку нарядов от-кутюр из текущих коллекций для дубайского женского журнала Abîr[28]
. Меня встречает молодой человек с внешностью калифорнийского серфингиста, приветствует поцелуем, а затем провожает на съемочную площадку[29]. Пока Мия и остальные смотрят на экран компьютера, изучая только что отснятые кадры, а модель переодевается в примерочной, вокруг стоит полная тишина. Пытаясь найти местечко, откуда можно никому не мешая наблюдать за процессом, я располагаюсь у стола с кофемашиной. Остатки обеда, мягко говоря, удивляют: великолепный поднос с обилием изысканных разноцветных пирожных — настоящий триумф сахара, калорий и деликатесов — стоит нетронутым, если не считать надкусанный фисташковый эклер. Тут же ряд пустых и сплющенных банок с диетической колой, остатки зеленого салата (без заправок и специй) в одноразовых контейнерах из фольги. Вскрытые пачки парацетамола и ибупрофена дополняют это любопытное меню. Данное сочетание вполне закономерно: пирожные являются своего рода символом статуса, напоминая сотрудникам, что те работают в сфере роскоши; впрочем, пирожные никто не ест из‑за опасений набрать вес, что в мире моды не приветствуется. Что касается лекарств и кока-колы, то они отражают образ жизни, связанный с напряженной работой, хроническим недосыпом и последствиями смены часовых поясов.