Работа над фальшивками, или Подлинная история дамы с театральной сумочкой

Но за 14 рублей 40 копеек портрет наконец-то покупает некий таинственный незнакомец, сыгравший, возможно, лучшую в своей жизни эпизодическую роль «доброго самаритянина». Пока нам ничего о нем неизвестно. Сделать такой вывод становится возможным из сведений о последующих уценках. «Портрет Яковлевой» в них больше не упоминается. А полноватая «Женщина с сумочкой», оставшись без симпатичной товарки, совсем загрустила. Дальнейшие следы ее, униженной и обесцененной почти до нуля (до трех рублей, если быть совсем точным — см. Приложение 6) материальной оболочки, для нас теряются безвозвратно. Меня, впрочем, не оставляет надежда, что, в случае публикации этого сумбурного текста, кто-нибудь на него откликнется, перевернет висящие на стене или заточенные в темной кладовке непонятные картины и сверит номера. Тогда некоторые работы Джагуповой выйдут на свет божий из сорокалетнего забвения. Был бы хороший повод устроить нечто вроде маленькой экспозиции с «гвоздем программы» в самом ее логическом центре.

Столь долгий срок продажи, к слову сказать, совсем не свидетельствует о полном отсутствии интереса просвещенной ленинградской публики к нашей картине. Или о выраженном клиническом идиотизме этой самой публики. О последнем, впрочем, можно было бы и поспорить.

Комиссионная торговля советского времени имела свои законы и правила, обусловленные невысокой (правильнее сказать, довольно низкой) платежеспособностью населения. Людей состоятельных ведь было совсем немного. Точнее, их было ничтожно мало. И они в основном предпочитали складывать свои сбережения в трехлитровые банки и закапывать в огороде до прибытия следователя с понятыми, собственной смерти или внезапной денежной реформы, обесценивающей их активы. Таким образом, совсем не выглядит преувеличением описание их статуса как «глубокая конспирация», а «трешка до получки» была очень распространенным жанром финансовых взаимоотношений.

Следует также иметь в виду, что в середине 1970-х годов еще никто не отменял торжественного обещания Хрущева, что «нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме». Разнонаправленность векторов социального движения создавала в обществе нечто вроде турбулентности. Кто-то цинично ехал осваивать целину или попросту «за туманом», рассчитывая на дивиденды в грядущем коммунистическом раю. А кто-то со всей беспечностью юной души искренне включался в валютные операции, фарцовку и контрабанду в надежде на сиюминутную прибыль.

Так что не исключено, что в день предполагаемой уценки какой-нибудь малоимущий любитель прекрасного, накопивший искомую сумму в 15 рублей, уже истаивал под дверью, чтобы немедленно заплатить за давно примеченную картину. Как правило, такие энтузиасты просто врывались в помещение в момент открытия и носились по залу как угорелые, собирая товарные ярлыки, с которыми потом устремлялись в кассу. Особо ушлые и оборотистые тут же торговали оторванными бумажками, сбывая их с небольшой прибылью менее расторопным товарищам. Де-факто перенося в зал антикварной комиссионки нравы, царившие в очередях за дефицитными холодильниками, мебельными гарнитурами и «макулатурными» томиками Александра Дюма. Я помню даже супружескую пару, преуспевавшую в этом беспроигрышном бизнесе за счет численного превосходства над конкурентами. Прозвище «четыре руки» максимально точно описывало их семейную идиллию.

Образцы товарных ярлыков магазина номер 24 Ленкомиссионторга

Тут самое место показать, как выглядели эти пресловутые товарные ярлыки. И попутно сфокусировать внимание читателя на украшающих их шестизначных номерах. Даже сторонний человек уже догадался, что эти цифровые символы очень многое значат для моего расследования.

Кстати, не следует думать, что различного пошиба выжиги, оторвы и маклаки составляли основной контингент покупателей «галерки». Там были, например, профессора Ленинградского политехнического института — П. Г. Лойцянский, И. И. Палеев и А. Ф. Чудновский (и примыкавший к ним профессор баллистики Военномеханического института Б. Н. Окунев), предопределившие самим фактом своего существования разделение всего ленинградского коллекционирования живописи на три школы — академическую, политехническую и стомато-гинекологическую. Первые собирали западных старых мастеров и русскую «классику», вторые «Мир искусства» и более позднее фигуративное искусство — Машкова, Лентулова, Фалька, Павла Кузнецова, Тышлера, etc., а третьи — Клевера, Тихова, Порфирова, Навозова и прочую «обстановочную живопись» для богатой гостиной или приемной зубного техника. Золото багета и коричневато-зеленоватая гамма «русских академиков» служили твердой гарантией долговечности зубного протеза или эффективности тайного гинекологического вмешательства.