Последующие недели две прошли в каком-то ожесточенном торге и привередливом выборе из нескольких возможных покупателей, пока не грянул гром среди ясного неба. Московский синклит, посовещавшись и рассмотрев подробно, все-таки остановился на солидарном мнении, что это не Попова, а «круг Поповой», «квадрат Поповой» или что-то вроде этого. Полмиллиона долларов растаяли в воздухе, как утренний туман, а картинку эту я то ли продал кому-то за вполне человеческие деньги, то ли поменял на что-то более близкое сердцу. Про подпись уже никто и не вспоминал.
Я никак не могу исключить, что еще повстречаю свою «Попову» на жизненном пути. Любопытно, какую громкую фамилию она будет носить на этот раз? И какую подпись прятать за пазухой?
А вот другая печальная повесть из российской жизни. Лет тридцать тому назад практически за бесценок мне достался гигантский холст, изображающий северный русский город (один метр на три метра почти в буквальном смысле слова), свернутый в рулон и без всяких опознавательных знаков. Не столько картина, сколько мастерски написанное декоративное панно в стиле «модерн», вызывающее у зрителя одновременно множество разнонаправленных ассоциаций — от ранних Кандинского и Рериха до Константина Коровина и Аполлинария Васнецова.
Я потратил уйму времени и сил, чтобы установить точное авторство этой замечательной работы. Выяснилось, что ее написал достаточно известный мастер-символист Василий Денисов (1862–1922). Отыскались в одной достойной московской коллекции даже многочисленные подготовительные рисунки к этому произведению. Удостоверив и оснастив свои находки официальной экспертизой Государственного Русского музея, я вынужден был расстаться с такой гигантской орясиной, поскольку она в буквальном смысле слова перегораживала всю квартиру, выполняя роль плотины, препятствующей свободному передвижению людей и капиталов. На стене для нее не было достойного места, а на полу она могла только пострадать от неосторожного обращения. Кроме того, картина все же должна выполнять свои эстетические и просветительские функции, а не прозябать на никому не доступном складе.
Прошло несколько лет, и как-то в Москве, прогуливаясь по очередному антикварному салону, я увидел на роскошно оформленном стенде претенциозной столичной галереи знакомый холст и «рванулся из строя к нему». Надменный Денисов даже не посмотрел в мою сторону. Теперь он звался Николаем Константиновичем Рерихом, имел соответствующую подпись, официальную экспертизу ГТГ, подписанную, кажется, Марией Валяевой, и даже рекомендательное письмо за подписью некого Льва Рериха, племянника художника. Этот дерзкий «сын лейтенанта Шмидта» писал, что вырос в комнате, на стене которой висело указанное панно любимого дядюшки, несказанно повлиявшее на его нравственный облик. В минуту жизни трудную он решил расстаться с ним и продал его прекрасно мне известному и многократно упоминавшемуся на этих страницах Соломону Абрамовичу Шустеру. Все это было лукавством от начала до конца. Причем лукавством бессмысленным и вредным. Картина была уже загублена как подлинник Денисова и ни при каких обстоятельствах не смогла бы стать подлинным Рерихом. Хотя бы потому, что все последующие, более достоверные, экспертизы зарубили ее на корню, отвергнув как работу Рериха. То есть она просто стала красивой картиной неизвестного художника, с которой какие-то подозрительные граждане долгое время производили жульнические махинации.
Прошло три десятка лет, и я спросил одного знакомого, осведомленного об этой безумной афере:
— А что там Денисов-Рерих? Устроил ли он свою личную и социальную жизнь? Вернулся ли в родную гавань? Или продолжает бесцельно перегораживать чье-то жилое пространство?
— Нет. Все по-прежнему. Можно его купить. И недорого. (Надо заметить, что, превратившись в Рериха, он просил за себя около миллиона долларов с некоторым лишком.)
— Почему бы и нет. За исходные деньги. Я ведь помню цену, которую я платил за холст неизвестного художника. Это и есть его справедливая цена с учетом вредоносных и дурацких действий, произведенных якобы высокими профессионалами. Порча настоящей значительной картины, получение ложной экспертизы и подложного письма. И, как результат — «На пороге сидит его старуха, а пред нею разбитое корыто…»
И это при том, что несколько лет тому назад на пике цен российского художественного рынка эту картину было вполне возможно абсолютно честно продать как произведение Денисова за весьма значительную сумму.