Ну и, наконец, я сам. Разумеется, одержимый черной злобой на весь белый свет и врожденными некрофильскими наклонностями, я мог все просто выдумать, но почему это «все» подтверждается архивными бумагами, которых никто никогда не видел (включая меня) до 2018 года? Я придерживаюсь очень высокого мнения о собственных медиумических способностях, но не до такой же, поистине непристойной, степени. Есть области, в которые не проникает даже моя, несколько параноидная, интуиция.
Таким образом, для любого вменяемого и разумного человека, не обремененного членством в организованных преступных группировках, шайках контрабандистов и фальсификаторов, музейных сообществах и органах российского правопорядка и сохранившего некоторые базовые представления о добре и зле, совершенно ясно, что «Портрет Елизаветы Яковлевой» написан ее подругой и соседкой Марией Джагуповой!
После ее смерти он не попал ни в один музей, и его отверг или не заметил придирчивый ЛОСХ. Оцененный в 30 рублей, он оказался в обычном комиссионном магазине, был дважды уценен, продан за 14 рублей 40 копеек неизвестно кому и всплыл со дна через пятнадцать лет в совершенно иной социально-политической обстановке.
Он переходил из рук в руки, ему изобрели иное — коммерчески более выгодное — авторство, подделали подпись на оборотной стороне холста, сочинили лживую биографию, сопроводили ошибочными или заведомо ложными экспертизами, трижды продали-перепродали… Ну и так далее, пока он не остановился передохнуть в буржуазной голландской коллекции. Провисев там чуть меньше двадцати лет, он начал выходить в свет и, на свою (или на мою) голову, вновь повстречал меня. С этого момента началась последняя глава в его запутанной и многострадальной истории. Возвращение блудной дочери в отеческий дом или развязка мелодраматического южно-американского ситкома. Хотя, возможно, сериал будет продлен еще на несколько сезонов. Все же ставки в этой игре без правил очень высоки.
Так, да не так. Помимо всевозможных нестыковок, натяжек и передергиваний — чего стоит «подпись, нанесенная другой рукой» и путаница с датировками, — де-факто льющих воду на мельницу авторства Джагуповой, на противоположной стороне чистого листа находятся опубликованные или подписанные, пусть вяло, но аргументированные мнения четырех ведущих мировых специалистов и знатоков творчества Казимира Малевича.
И четыре представительные выставки, широко разрекламированные мировой прессой. Три экспозиции в ведущих музеях мира: Стеделейк Музей в Амстердаме, Бундескунстхалле в Бонне и Тейт Модерн в Лондоне. А четвертая и последняя — под кураторством Александры Шатских и «под юбкой» у колхозницы — в Москве, возможно, не уступает первым трем по значимости.
И мы никак не можем игнорировать эти факты, тем более что, немного разбираясь в психологии искусствоведов-экспертов, да и вообще людей интеллигентных и безусловно порядочных, вынуждены констатировать два доминирующих в этой среде свойства. Ригидное упрямство в отстаивании однажды высказанных спекулятивных суждений, даже если стопроцентно доказана их ошибочность и несоответствие фактам. (Особенно это явление распространено в гуманитарной среде, где оно неминуемо обрастает всевозможными «интеллигентскими» и политическими коннотациями.)
И круговую поруку, пардон, корпоративную солидарность, не знающую ни физических, ни моральных, ни интеллектуальных границ. Обусловлено это не только общим падением нравов и клановыми предрассудками, но и практически повсеместной вовлеченностью вполне респектабельных академических ученых и музейных кураторов в один из самых криминальных видов деловой активности — арт-бизнес. Провести четкую разделительную черту между торговлей искусством и наукой об искусстве сегодня практически невозможно. Наличие любой, самой пустяковой, но экспертизы, написанной человеком, имеющим диплом искусствоведа и опыт практической работы по профилю, дает индульгенцию мошеннику, ссылающемуся на отсутствие умысла и наличие уверенности в подлинности работы. Ведь на нее имеется «экспертиза». А сам «эксперт» всегда сошлется на свое неотъемлемое право на ошибку, замыкая тем самым порочный круг, разорвать который не удается ни полиции, ни судьям, ни прессе. Причем это «право» не влечет за собой ни способов исправления ошибки, ни мер наказания или воздействия. Это просто «неотъемлемое право» приносить своими действиями колоссальный материальный и моральный ущерб и не нести за это никакой ответственности.
Пожалуй, сложившееся положение можно только «взорвать» с помощью чудовищного скандала, испепеляющего псевдоученые рассуждения, репутации и миллионы долларов, заплаченных за подделку. Мне представляется, что в рассказываемой мной истории есть такой «ядерный» потенциал. Особенно если вслед за ней «сдетонируют» другие, не менее громкие, сюжеты.
К тому же эти мнения специалистов зафиксированы в четырех красочных каталогах экспозиций (голландском, немецком, английском и российском) и одном каталоге-резоне Андрея Накова.