Работа над фальшивками, или Подлинная история дамы с театральной сумочкой

Но фамилию практически никому не известной ленинградской художницы в связи с «Портретом Яковлевой» впервые во всеуслышание произношу в этой книге я. И полагаю, если владелец искренне заинтересован во всестороннем предметном выяснении истины или вопрос о химико-технологической экспертизе будет поставлен голландским судом, то такого рода исследование можно легко организовать. Российским судам я как-то не очень доверяю. Они не столько устанавливают истину, сколько решают поставленные перед ними вопросы.

Из двадцати двух страниц приложения, составляющих в основном всевозможные дифирамбы (при полном отсутствии достоверных фактов), которые всякий может прочитать со словарем или без оного, я все же переведу важный и много говорящий документ, который даже не нуждается в комментариях. Речь идет о письме двух сотрудников музея Стеделейк в Амстердаме, обосновывающих насущную необходимость приобретения этим знаменитым музеем «Портрета Яковлевой». Должен сказать, что я согласен с большинством их доводов, исключая атрибуцию этой картины как подлинника Малевича. Все остальное — про поздний период, про возвращение к фигуративности, роднящее Малевича с Новой вещественностью и Пикассо, про супрематический текстиль, про безупречную живопись — все это очень верно.

Я не касаюсь вопроса стоимости, потому что цена уникального предмета есть, прежде всего, сфера свободной договоренности продавца и покупателя. Стоит ли нам влезать в такие тонкие материи? И неужели наши эстетические пристрастия так привязаны к ярлыкам и именам, что, узнай эти почтенные образованные люди правду об авторе, они тут же откажутся от всех своих превыспренних слов и сошлют несчастную самозванку Джагупову в последнее пристанище униженных и оскорбленных, обратно на панель Невского проспекта? Все ведь должно закончиться там, где и начиналось. С последним ударом часов карета превратится в тыкву, лошади оборотятся мышами, а кучер — толстой крысой.

Впрочем, пусть не волнуются и не испытывают угрызений совести. Мы встретим ее как родную. А все случившееся с легкостью спишем на козни ГРУ или ЦРУ.

Вот этот замечательный документ[141]:

Стеделейк

4 ноября 2015 года

Тема: Приобретение картины Малевича

Настоящим письмом мы, музей Стеделейк, свидетельствуем о нашем серьезном интересе к приобретению работы Казимира Малевича «Портрет Е. Яковлевой», владельцем которой Вы являетесь.

По результатам первых переговоров о ценообразовании мы пришли к выводу, что упомянутая Вами цена, превышающая двадцать миллионов евро, является весьма значительной суммой для Стеделейка. Таким образом, из этого следует, что мы для того, чтобы иметь право распоряжаться подобными средствами, должны иметь заключение от официально аккредитованного оценщика произведений искусства.

Мы настроены на то, чтобы преодолеть трудности в приобретении этой работы, поскольку мы видим в этом уникальную возможность пополнить нашу коллекцию произведений Малевича. Мы тем самым полагаемся на нашу общую ответственность в написании истории искусства, в рамках которой, как это часто свидетельствует отдаленное и недавнее прошлое, общественное достояние зависит от частной собственности.

Стеделейк хранит в своем собрании ряд ключевых работ Малевича, представляющих различные этапы стилистического развития его загадочного творчества. В «Купальщике» мы обладаем иконой его фовистско-примитивистского периода. «Лесоруб» является шедевром кубо-футуристического периода, а «Англичанин в Москве» принадлежит к числу самых значительных работ его алогического этапа.

Наша коллекция содержит самое значительное в мире собрание геометрических абстрактных работ Малевича: от супрематических работ (из них пять (!)) экспонировались на выставке «0,10») до наиболее проникнутых космизмом абстрактных композиций, предваряющих переход к «Архитектонам» с крестами, плывущей в пространстве желтой плоскостью и тремя тонкими белыми абстракциями. Это уникальное сочетание живописных произведений было собрано воедино Малевичем на выставке в Берлине (1926) для демонстрации миру его художественных достижений, призванных, по его мысли, завоевать европейский мир искусства.

В настоящее время мы лучше понимаем обстановку тех лет. Малевич оказался в тупике вследствие политических обстоятельств конца 1920-х годов и вернулся в Россию, чтобы никогда уже больше не увидеть Запад. Но это, разумеется, не означало конца его художественного развития. Вернувшись в Россию, в суровых условиях диктатуры, претендовавшей на руководство и художественным развитием, он вернулся к фигуративной живописи.

Добровольно или нет, но он произвел один из наиболее таинственных поворотов в творчестве, когда-либо осуществленных художником. Почти все работы этого позднего периода находятся в российских коллекциях и, следовательно, являются редкостями на Западе.