Поздние вмешательства делятся на две группы. Первая — реставрация разрывов и утрат по краям листа, сделанная на высоком профессиональном уровне (отраженная в реставрационном паспорте, предоставленном ГРМ. Второе — интенсивная запись белилами и белилосодержащими красками в правой половине композиции, по верхнему краю и фрагментарно — в левой части. Первоначально эта запись рассматривалась нами как авторская переработка — настолько сильно и активно она изменяет первоначальный авторский замысел. Запись сделана материалами, схожими с авторской живописью по составу — цинковыми белилами или смесями на их основе. Однако свечение в UV и исследование при макроувелечении отчетливо определяет этот слой как инородный. <…> Представленный рисунок выявляет следы двух реставраций. Первая — реставрация разрывов и утрат по краям листа, сделанная на высоком профессиональном уровне (отраженная в реставрационном паспорте, предоставленном ГРМ). Вторая — более поздняя, интенсивная, сильно и активно изменяющая первоначальный авторский замысел…»
Мне представляются эти скучноватые канцелярские периоды не только впечатляющим (если вдуматься) описанием конкретного случая (де-факто тайного переписывания музейного экспоната) в рамках уголовного дела, но и яркой метафорой, описывающей ситуацию в культуре вообще. Осталось ли там вообще что-нибудь подлинное? Виден ли «авторский замысел», или и без макроувеличения заметен только коверкающий все живое «инородный» слой?
Государство сурово карает безумного или одурманенного одиночку, дерзающего без всякой рациональной цели повредить полотно Рембрандта или Репина, но ничего не предпринимает в отношении своих платных агентов, занимающихся, по сути дела, таким же вандализмом, но по несомненным корыстным мотивам. Могут возразить, что это казуистика, но разве случай с «Портретом Яковлевой» не перекликается с «Григорьевым» по основным параметрам — выдумывание ложного провенанса и внесение изменений в картину? Только «Яковлеву» изуродовали фальшивой подписью с оборотной стороны. И уничтожили — предали забвению — саму художницу. А с «Григорьевым» поступили еще радикальнее — чего с ним церемониться — переписали оригинал и создали клон.
А потом, основываясь на этих поздних посторонних вмешательствах, пытались обвинить умершего в 1961 году профессора Бориса Николаевича Окунева, владельца подлинника, завещавшего его музею, что это он сам или некто неизвестный в его доме изготовил подделку.
Заместитель директора ГРМ по научной работе Е. Н. Петрова в письме ко мне от 26 июля 2012 года (исх. № 1983/2) прямо так и пишет:
При всем самом глубоком уважении к Б. Н. Окуневу, мы не можем со всей уверенностью утверждать, что он не давал кому-либо между 1946 и 1984 гг. ему принадлежащую гуашь «В ресторане» на время.
Нам известны такие случаи!!! По другим ситуациям, также породившим копии, о которых владельцы даже не подозревали.
По-моему, аналогии открыто лежат на поверхности и просто напрашиваются на полемическое использование. Любопытно, что госпожа Евгения Петрова являлась одним из кураторов выставок в Амстердаме, Бонне и Лондоне и даже что-то там писала в каталогах о Малевиче, замдиректорствуя в музее, где хранится основная эталонная база произведений этого художника. Надеюсь, ей будет небезынтересно прочитать выжимки из моего сочинения.
Я абсолютно уверен, что очень скоро услышу «компетентное мнение», что Мария Джагупова элементарно выдала картину Малевича за свою работу. «Мировые специалисты», причем в таком оглушающем широкую аудиторию количестве, ведь не могут ошибаться. И если факты свидетельствуют против них, то тем хуже для презренных фактов.
Когда я писал этот текст, я еще не видел экспозиции «Неожиданный Малевич» в ГРМ, посвященной дару Нины Николаевны Суетиной ведущему музею национального искусства. Там выставлен незаконченный портрет Анны Лепорской. По утверждению организаторов выставки его автором является Казимир Малевич. Я упоминал его где-то в начале моей книги[151]
, разбирая небольшую статью Елены Баснер, опубликованную в журнале «Пинакотека». В 1996 году эта работа выставлялась в ГТГ как автопортрет Лепорской. Множество людей видело ее в доме художницы. Все эти данные были зафиксированы в красочном подробном каталоге, изданном Государственной Третьяковской галереей[152]. Вот его обложка. Картина опубликована на странице 57, номер по каталогу — 30. Черным по белому напечатано: «Автопортрет (незаконченный), начало 30-х годов, холст/масло. 98,3*77,5. Частная коллекция».