Работа над фальшивками, или Подлинная история дамы с театральной сумочкой

Вся «парадная» свежо покрашена веселенькой, чуть ли не белой краской. Кажется, даже цветы стоят на подоконниках. Но очень легко, имея опыт пусть комфортного, но переживания русских зим, представить себе, какой ад кромешный царил здесь в январе-марте 1942 года. Тьма, могильный холод, запах дерьма, немытого тела и всесветной беды. Возможно, единственный, кто не испытывал значительных неудобств, были крысы. Все-таки обилие непогребенных покойников худо-бедно обеспечивало их постоянным источником пропитания. У того откусят нос или выпьют глаза, у другого обглодают губы и нагадят в растерзанное сердце. В оправдание подвальных пасюков следует привести элементарный пищевой инстинкт и отсутствие у них свободы воли. Чего не скажешь об их многочисленных двуногих собратьях, учинивших историю с портретом «Елизаветы Яковлевой» работы Марии Джагуповой.

Эпилог Посмертный эпикриз

Я начал свой рассказ в жаркие два часа пополудни, а последние фразы прозвучали, когда солнце гигантским огненным шаром стремительно опускалось за морской горизонт. Приятель мой все это время молчал, периодически набивая трубку и заказывая бесконечные чашки с крепчайшим турецким кофе. Меня, несмотря на жару, под конец поколачивал легкий озноб. Потом он заговорил:

— Любопытная история вышла. Довольно страшная и какая-то беспросветная. Публиковать, конечно, надо, но никто вам не поможет в ее раскручивании и продвижении, а, напротив, сделают всё, чтобы помешать. Слишком громкие имена упомянуты, слишком серьезные репутации могут дать трещину и слишком большие деньги стоят на кону. С точки зрения уголовного преследования, у сюжета нет никаких перспектив. Преступление случилось очень и очень давно. Гражданский процесс? Владелец должен решать, начинать ли ему войну. Мы же не знаем, как оформлялась сделка, что за договор был заключен и на каких условиях. И в общем-то… Это не ваше и не наше дело. Хотя как журналисту мне такой процесс был бы крайне интересен. Но помните, вы всегда будете в меньшинстве. Даже с такой доказательной базой общество не примет ваши доводы. Скорее всего, их замолчат.

— Я всегда в меньшинстве. Скажу больше — я один и очень доволен этим обстоятельством. Никогда не видел существенной разницы между призывами «Пролетарии всех стран соединяйтесь» и «Возьмемся за руки, друзья». Поэтому мне и удалось подобраться незаметно.

— Вот и хорошо. Потому что явление, описанное вами, называется системой. А бороться с системой. Ну, вы сами все понимаете.

— Я понимаю, но у всякого грозного механизма есть слабое место. В 1991 году во время путча танковую колонну, вошедшую в Москву, остановили очень быстро. На тот момент многие люди имели опыт армейской службы, а не сидения в кафе «Жан-Жак». Просто сунули кусок арматуры в какое-то чувствительное место гусениц головной машины. Вот все остальные и встали. А у меня не «арматурина», а скальпель. Я все же потомственный «врач-вредитель» и могу что-нибудь жизненно важное перерезать. Впрочем, меня это не интересует. Режь не режь, но «от осины не родятся апельсины». Была такая циничная поговорка по месту моей последней службы.

— Не надо ничего и никого резать. Надо просто квалифицированно вскрыть этот ходячий труп и продемонстрировать всему миру, что у него внутри. Вам не удалось поговорить с голландским реставратором, занимавшимся картиной? Напомните, как его зовут.