Работа над фальшивками, или Подлинная история дамы с театральной сумочкой

Я написал письмо в Пермь, в местную художественную галерею, откуда мне молниеносно прислали списки и фотографии всех работ Джагуповой, имевшихся в их собрании. Написал в Мурманский краеведческий музей, написал в Армавирский краеведческий музей, в Нижнеломовский краеведческий музей Пензенской губернии, Пензенское художественное училище и еще в пару экзотических мест, надеясь в каждом из них получить хотя бы крупицу информации, позволяющую сделать следующий робкий шаг или осветить по-новому всю ситуацию.

Ожидая ответов, часть из которых так и не пришла, а остальные были в основном совсем не информативны, я продолжал обследование фонда художницы в ЦГАЛИ.

С учетом супрематической сумочки и пальто с характерными полосками надо было подробно обследовать все материалы, связанные с ее работой на Фабрике «ИЗО», располагавшейся в самом центре Ленинграда в доме 9 по Думской улице. Сейчас там средоточие модных клубов и кабаков, где периодически случаются дерзкие драки и даже перестрелки. Такой эмоциональный фон вполне соответствовал моему взгляду на ситуацию с загадочным портретом.

Сразу скажу, что обнаружить архивные материалы, связанные с этой фабрикой, да и вообще со странным учреждением «РОСИЗО» и его внебрачными или законными детьми «Горком ИЗО» и «Ленизо», мне пока не удалось. Никаких данных о них в справочниках и путеводителях нет, а «Архивный комитет Петербурга» в ответ на мои письма с вопросами о месте нахождения их фондов прислал нечто расплывчатое и двусмысленное, призывая заплатить небольшую сумму за формальные поиски. Деньги я заплатил, но толком ничего разыскать не удалось. Скорее всего, это произошло по причине разобщенности этих материалов по различным архивам и фондам.

Натюрморт Елизаветы Яковлевой. 1937 год. Холст/масло, 56*43

(ЦГАЛИ. Ф. 173. Оп. 1. Д. 212)

Оборотная сторона натюрморта Елизаветы Яковлевой. На наклейке указан ее адрес: Канонерская улица, д. 3, кв. 29

(ЦГАЛИ. Ф. 173. Оп. 1. Д. 212)

(Вскоре после написания этих строк я «по уши» залез в фонд СОРАБИСА (Ф. 283) в ЦГАЛИ, где хранится много разрозненных сведений, связанных с деятельностью Горкома ИЗО, но ничего способного радикальным образом изменить взгляд на проблему пока не обнаружил.) Не исключено, что через короткое время после публикации этого текста я все же откопаю что-нибудь важное. Но принципиальные положения, на которых держится эта книга, вряд ли могут быть радикально поколеблены. Возможны коррективы в каких-то частностях, но не в главном вопросе об авторстве исследуемого портрета. Как убедится читатель, дочитав до конца книги, имя художника определяется абсолютно достоверно с точностью до шестого знака в строгой математической формуле.

Вместе с тем придирчивый осмотр нескольких альбомов с эскизами дизайна тканей для текстильной фабрики РОСИЗО дал массу всевозможной информации. Джагупова трудилась там почти десять лет, бережно сохраняя среди своих бумаг разнообразие цветных рисунков, набросков, платежных документов и удостоверений. Многочисленные театральные сумочки, украшенные супрематическими аппликациями или вышивками, платья с чуть ли не вертикальным архитектоном на подоле[94]. Одеяния, чрезвычайно напоминающие облачение Яковлевой на портрете. И тоже до меня, за все время существования фонда, эти документы никто даже не удосужился просмотреть, хотя, по-моему, там материала должно хватить на парочку добротных диссертаций. Более всего эти рисунки просятся уехать в долгую командировку за границу, чтобы послужить иллюстрациями к статье Шарлотты Дуглас о супрематических вышивках. Той самой, где впервые явил себя миру портрет Елизаветы Яковлевой. Или повисеть в почетном окружении аналогичных картинок Александры Экстер или Сони Делоне на какой-нибудь престижной выставке в Центре Помпиду или в МОМА (Музей современного искусства в Нью-Йорке).

В каталогах экспозиций тридцатых годов зафиксировано участие в них Марии Джагуповой как живописца. Но в ее архиве есть сделанная в 1935 году фотография целого стенда, где она выступает исключительно как художник по тканям. Шторы, скатерть, абажур и все прочие предметы, включая большое панно на стене, исполнены по ее эскизам. И буквально во всех деталях невооруженным глазом заметен еще не остывший выраженный «постсупрематический след»[95].

Стенд Марии Джагуповой на неустановленной выставке 1935 года

(ЦГАЛИ. Ф. 173. Оп. 1. Д. 163. Л. 4)