Работы разных лет: история литературы, критика, переводы

Помимо общего влияния поэтики О. М. на лирику молодого Т. на рубеже 1920–30-х гг., имело место и личное общение Т. с О. М. Л. В. Горнунг вспоминал: «21 мая 1931 г. я встретил Арсения Тарковского. Мы разговорились о Мандельштаме, и он рассказал, что на днях он с Аркадием Штейнбергом и Николаем Берендгофом [поэт Н. С. Берендгоф (1900–1990). – Д. Б.] были у Рюрика Ивнева. Там оказался и Осип Мандельштам. По просьбе хозяина они читали свои стихи, после чего Осип Эмильевич так их всех разругал, что они долго не могли опомниться» (Горнунг Л. В. Немного воспоминаний об Осипе Мандельштаме: По дневниковым записям // ЖиТМ. С. 31). Та же версия единств. встречи Т. с О. М. с вариациями (напр., четвертым участником вместо Берендгофа оказывается А. Б. Мариенгоф) повторяется в др. источниках, напр. в передаче И. Л. Лиснянской: «Мандельштама я видел всего однажды, в полуподвальной квартире у Рюрика Ивнева. Мы пришли вместе с Кадиком Штейнбергом. ‹…› Я боготворил Осипа Эмильевича, но и, стыдясь, все-таки отважился прочесть свои стихи. Как же он меня раздраконил, вообразил, что я ему подражаю» (Лиснянская И. Л. Отдельный: Воспоминательная повесть // Знамя. 2005. № 1. С. 106). Вот слова Липкина: «Он (О. М. – Д. Б.) ко мне относился хорошо, приветливо ‹…›, происходило это, возможно, потому, что я ему не подражал, а это было редкостью среди того сравнительно небольшого круга стихотворцев, молодых и не очень молодых, с которыми он общался» (Липкин С. И. Угль, пылающий огнем // Липкин С. И. Квадрига: Повесть. Мемуары. М., 1997. С. 385). В др. публикации Липкин датирует встречу 1928: «Тарковский видел Мандельштама только один раз в жизни. Встреча произошла в 1928 году в квартире на Арбате довольно известного тогда поэта-имажиниста. Выслушав стихи Тарковского, Мандельштам ему сказал: “Давайте разделим землю на две части: в одной будете вы, в другой останусь я”» (Он же. Трагизм без крика: Сегодня Арсению Тарковскому исполнилось бы 90 лет // ЛГ. 1997. 25 июня. С. 12). По предположению Л. М. Видгофа, могли иметь место и др. встречи Т. и О. М., в частности в 1933–34 у М. С. Петровых в Гранатном переулке (см.: Видгоф Л. М. «Но люблю мою курву-Москву». Осип Мандельштам: поэт и город: Книга-экскурсия. М., 2012. С. 468). Видгоф также полагает достоверным свидетельство Н. К. Бруни о визитах Т. в комнату Мандельштамов во флигеле Дома Герцена в 1933–34: «Потом мы бывали у него в большой компании молодежной, вот Левушка Гумилев приезжал, Арсений Тарковский, Тедди Гриц, Харджиев… Мы приходили к Мандельштаму, когда он жил в дворницкой Дома Герцена» (Бруни Н. К. [Устные воспоминания из Архива фонодокументов МГУ (фонд В. Д. Дувакина). Кассета № 84. Запись от 3.4.1969] // О. и Н. Мандельштамы. С. 72).

Новый период освоения наследия О. М. наступил у Т. в период оттепели, во многом это связано с двумя обстоятельствами – тесным общением с Ахматовой и расширением корпуса доступных для чтения текстов О. М. [ «Начало 60-х годов было временем посмертной славы Мандельштама. “Воронежские тетради” мы прочли году в 55-м переписанными от руки» (Найман А. Рассказы о Анне Ахматовой. М., 1989. С. 81)]. В это время мотив «встречи с поэтом» приобретает не только и не столько биографический, но и более широкий смысл: осознание многолетнего взаимодействия с О. М. (ученичества, сменяющегося творч. диалогом) становится для Т. особой лирич. темой. С наиб. полнотой эта тема зафиксирована в известном стих. Т. «Поэт» («Эту книжку мне когда-то…», 30.1.1963). Оно породило целый корпус ист. – лит. и комментаторских работ, посв. трем осн. вопросам: какой именно сборник стихов имеется в виду, насколько достоверен факт такой случайной встречи Т. с О. М. и, наконец, какое влияние на создание стихотворения оказал событийный фон нач. 1960-х гг., связанный и с взаимоотношениями Т. с Ахматовой в последние годы ее жизни.