Работы разных лет: история литературы, критика, переводы

Оба определения на поверку являются застывшими и ничего не проясняющими. Основной парадокс «литературной репутации» Олеси Николаевой как раз и состоит в том, что в традиционалисты и классики зачислен поэт, всегда только и делавший, что ломавший каноны и устои, работавший и работающий «на разрыв» – на грани возможного и допустимого, пытающийся совместить и соизмерить вещи, друг другу противоречащие, а то и противопоказанные. Поэтическая биография всегда пишется сразу набело, здесь не бывает помарок и работы над ошибками. Тем важнее ее верно прочесть и понять, не делая скидок на внешние обстоятельства, тиражи и премиальные списки.

Полгода назад вышла шестая книга Олеси Николаевой – «Испанские письма». Она, несомненно, заслуживает особого и обстоятельного разговора. Однако именно сейчас пришла пора раскрыть и перечесть прошлые сборники поэта, в особенности самые первые, вышедшие в ныне несуществующей стране, в ином историческом времени.

…Вот первый сборник – тот самый, который потом всегда, любому поэту кажется «не таким», несовершенным, навсегда канувшим в прошлое. Бывает, что дебютные книги поэт потом как бы забывает (некрасовские подражательные «Мечты и звуки»), нигде и никогда не упоминает и не цитирует. А вот «Сад чудес» Олеси Николаевой, увидевший свет еще в 1980-м, хочется (и можно) цитировать почти целиком. Там первоначало всех сил и эмоций, всех интонаций и звуков, извлеченных автором, который мог бы, наверное, сказать о себе тогдашнем слова, завершающиеся известным пассажем: «…так рано, что и не знала я, что я поэт».

Совсем не каждый стихотворец, наслышанный о дебютах Пушкина с Лермонтовым, рискнет публиковать стихотворение, написанное в 15 лет. А вот Олеся Николаева отваживается, и недаром.

Под облаками мою окна,
и тряпки мокрые в руках,
чтоб засверкало всё, что блёкло,
я мою окна в облаках,

Как чудно смыть, отмыть, умыться –

долой все пятна и следы! –
и стать лишь света ученицей,
и стать помощницей воды…

Да здесь же – все сразу, фирменное, николаевское: бытовые подробности и стремление воскресить, энергичными движениями отмыть до полной ясности и прозрачности все полузабытые смыслы, затуманенные презренной прозой будней. И вот ведь парадокс: в более поздних стихах сгущение метафизических подтекстов подобного «избавления от нечистоты» не только придает стихам нашего автора гораздо большую весомость, но и способно скрыть от почитателя только глубоких религиозных иносказаний – подлинность первоначального жеста, некогда освобожденного от всякой метафизики, наивного, чрезмерно оптимистичного, но безусловно подлинного: не очищение мира от скверны, но всего лишь мойка окон, стирка… И все это, повторюсь, никуда не исчезает, сохраняется, длится. Вот подобный пример из второго сборника «На корабле зимы» (1986):

Достойно сыпать порошок из пачки
и дело начинать, и вот – готово:
кипенье стирки и уменье прачки
отмыть и пот, и чад пережитого.

Обшлаг запятнан, ворот сер и сален,

владелец туп, неряшлив, смотрит вором,
но будет чист, и свеж, и открахмален
и воротник, и вышивка с узором.

(«Прачка

»)

Иногда Олеся Николаева видит бытовую сторону жизни не только в связи с повседневной «очистительной» и немудреной работой, но и приподнято-романтически. Эти ахмадулинские нотки, ощутимые отнюдь не только в заглавии сборника[567], порой выглядят почти анахронично, но от этого не утрачивают искренности:

Бог Скорости сомкнет меня опять,
все перепутав, сдвинет в горло сердце,
что там забьется,
будет клокотать
и пениться энергией инерций.

(«Движение

»)

В том-то и дело, что стремительно проносящийся поезд, сумасшедшая автомобильная гонка в ранних стихах Николаевой – не только запоздалые знаки шестидесятнического упоения техникой и «физикой», но самая что ни на есть «лирика». Неистовая страстность, неудержимость – не последствие эпохи мотороллеров и автоматов с газированной водой, но главным образом – неотъемлемые, краеугольные особенности мироощущения ее героини. Но – сделаем следующий важнейший шаг в наших рассуждениях – эта героиня, будучи импульсивной и порывистой, постоянно словно бы испытывает чувство вины за собственное здоровье и счастье, энергию: