Работы разных лет: история литературы, критика, переводы

Этапная статья В. Померанцева «Об искренности в литературе», увидевшая свет на исходе 1953 года, также задала особую, «новомирскую» парадигму обновления словесности. Жизнестроительный импульс литератора должен быть не только и не просто спровоцирован внешним позволением, но в первую очередь поддержан стремлением к честному разговору с самим собой и с собеседником-читателем. Непосредственность, искренность высказывания отдельно взятого человека, дорастающая до идеальной совместной правоты и созвучной многим правды, – вот что находилось в центре внимания новомирской исповедальной прозы, публицистики и критики в шестидесятые годы – от первых рассказов Солженицына до «московских повестей» Трифонова. Фирменный знак литературного направления «Нового мира» предельно прост: это убежденность в стилистической несамоценности стиля, в том, что за словесными фигурами непременно располагается что-то еще, иная смысловая геометрия. По причастности к этой многомысленности слова узнавали и узнают друг друга приверженцы новомирских литературных ценностей.

Сегодня события, связанные с историей русских толстых журналов, имеют особый подтекст. Центр литературной жизни из журнальных редакций переместился в издательства, этому факту даются самые противоположные оценки: от горестных восклицаний об измельчании великой русской словесности до воинственных выкриков борцов против «тирании толстых журналов». Что правда, то правда: тиражи «толстяков» падают. В наши дни принято говорить скорее не о различиях межу направлениями литературных журналов, но об их совокупном противостоянии натиску новой литературной реальности. При этом, как водится, каждый из непримиримых оппонентов выстраивает свой собственный «образ врага», зачастую имеющий довольно мало общего с реальностью. Тем более важно бывает отойти от полемических крайностей и попытаться описать ситуацию с точки зрения заинтересованного свидетеля и участника событий.

На мой взгляд, литературным журналам противостоит не абстрактная (или, если угодно, «чисто конкретная») злая сила, но совершенно новый способ сопряжения читателя и литературного текста. Издательский конвейер подлежит закону новостной ленты, которому подчинены усилия тех, кто «обслуживает» соответствующий данному закону литпроцесс: маркетологов, проумоутеров и… литературных обозревателей. Новая литературная реальность основана на одном и непременном условии, я бы определил его словом «дискретность». Прежде чем сбыть вновь произведенный товар, надо заставить потребителя избавиться от предыдущего. Нельзя, скажем, применять сразу две зубные щетки, следует приобрести лучшую на сегодняшний день, а прежнюю сдать в утиль. «Дискретное» чтение не предполагает целостной картины процесса – я всякий раз все внимание уделяю отдельно взятому литературному продукту, то есть не помню о других, выкидываю из памяти. «Дискретная» критика устроена точно так же: вот тебе проницательный читатель, новый бестселлер от автора бестселлера прошлогоднего – бери, используй! Сериал всегда ведь состоит из однотипных частей, исключает смешение жанров. Любители привычных, «старых» вещей (будь то домашние тапочки, «вечное перо» или книга в добротном худлитовском переплете с безупречной биговкой) нынче в отставке. Могли ли представить счастливые покупатели «Зенитов» и «ФЭДов», что доживут до времени одноразовых грошовых фотокамер: снял и порядок!

Воинствовать против дискретного литературного мира – дело предельно наивное: новый мир – всегда нов: энергичен, настроен на сбрасывание с парохода… гораздо полезнее верно почувствовать разницу между теперешним и привычным. Толстый журнал как раз задает недискретную программу чтения: сплошную, длящуюся, недробную. Именно в негабаритном формате журнальной книжки читатель привык свободно переходить от рубрики к рубрике, от прозы к стихам, от критики к библиографии и публицистике. «Сериал» и тут невозможен: слишком различными были бы «серии»… Их может объединить (и объединяет!) как раз «третье измерение» художественного и литературно-критического слова, смыслы, не укладывающиеся в линейную перспективу современного издательского конвейера.

…По-разному сложились сегодня судьбы толстых журналов. Однако, по моему убеждению, сохранить право на автономное читательское внимание они сумеют только в том случае, если не будут пытаться соперничать с правилами «дискретного чтения», сохранят свою исконную идентичность. Новый литературный мир в очередной раз диктует свои законы. И «Новому миру» предстоит в очередной раз остаться собой, обустроить новое измерение литературной жизни, не отрекаясь от старого доброго мира русской словесности.

Третий берег? Пятое дыханье? Притчи Олеси Николаевой [566]

…Алфавитный строй

я выучу, вобрав повадку птичью,
по рифмам дней, пускаясь за строкой
любой судьбы, прочтя ее, как притчу.

Олеся Николаева. Птица