Работы разных лет: история литературы, критика, переводы

Умственная дисциплина призвана сыграть ту же роль, которую мы ранее приписали искусству; она способна расширить границы воображения, увеличить интенсивность видения, усилить способность суждения. Платон делает математику царицей τέχνη, он рассматривает математическую мысль в качестве силы, ведущей сознание за пределы материального мира, позволяющей воспринять реальность иного, высшего порядка, вовсе не напоминающую поверхностную обыденность. И другие научные дисциплины – историю, филологию, химию – также можно было бы рассматривать в качестве новых областей знания, указывающих на новую реальность, скрытую за поверхностной видимостью. Штудирование этих наук есть не только упражнение в добродетели, но и преддверие духовной жизни. Однако – именно преддверие, а не жизнь духа как таковая, – ибо интеллект, не продвинувшийся далее указанных пределов, не в силах достигнуть полноты добродетели.

Перейдем теперь к главной теме моих рассуждений – к идее Добра. Следуя платоновской образности, можно сказать, что Красота и τέχνη представляют собою некий крупно начертанный текст. Тогда Добро – гораздо менее отчетливый, но по сути своей весьма сходный текст, как бы написанный мелкими литерами. Как в интеллектуальных занятиях, так и в наслаждении искусством, природой мы открываем особую ценность нашего умения отстраняться от собственного Я, приобщаться к адекватному, справедливому видению мира. При этом воображение служит уже не бегству от действительности, но воссоединению с ней: мы воодушевлены открывшимся различием между косностью обыденного сознания и предчувствием постижения истинной реальности. Теперь уже нравственные представления ищутся непосредственно в жизни, они словно бы простираются от взыскующего правды сознания к внешнему миру, более не воспринимаются герметически, в качестве атрибута индивидуальной воли.

Преобладание [authority] морали есть преобладание истины, то есть подлинной реальности. Понимание идей морали и истины расширяется и углубляется по мере того, как наше терпеливое внимание [attention] последовательно обращает точность восприятия идей в способность к их надлежащему различению. Именно в этот момент особые свойства человеческих существ, которыми мы являемся, – воспринимать любовь в неразрывной связи со справедливостью, а достоверное [clear] видение мира – неотделимо от почтения к реальности как нечто естественное, – эти свойства начинают восприниматься как нечто совершенно естественное и закономерное.

Тот факт, что и понятие Добра функционирует подобным же образом в качестве центральной идеи морали, осознать гораздо труднее. Человеческие существа гораздо более сложны, таинственны, противоречивы по сравнению с лингвистическими понятиями и математическими терминами, наше отношение к ним искажено эгоизмом, который вынуждает двигаться окольными путями – утратив трезвость, поддаваясь неистовым страстям. Невежество, путаница в мыслях и понятиях, страхи и вожделеющие помыслы, отсутствие возможности поверить представление опытом – все это порождает ощущение, что моральный выбор есть нечто произвольное, акт персональной воли, а не прилежных [attentive] штудий. Наши привязанности непреложно оборачиваются себялюбием, намерение направить их по пути от эгоизма к альтруизму трудно не только реализовать на практике, но даже помыслить как необходимую задачу.

И все же, неужели ситуация работы с идеями истины и добра в плоскости лингвистики и математики настолько отлична от практической деятельности в области морали? Будет ли правильным оставить ребенка с замедленным развитием дома либо отправить его в соответствующее заведение? Продолжать ли опекать доставляющего массу хлопот престарелого родственника или выставить его вон? Сохранять ли несчастливый брак ради детей? Могу ли я оставить семью ради политической карьеры? Пренебречь мнением родных ради занятий искусством? Любовь, дающая на эти вопросы достойные ответы, есть упражнение в справедливости, в реальном видении мира. Трудность состоит в том, чтобы сосредоточить внимание на реальной, внеположной ситуации, уберечься от невольного возвращения к своему Я, к ложным утешениям, приводящим к жалости к самому себе, враждебности [resentiment], фантазиям и отчаянию.