Работы разных лет: история литературы, критика, переводы

Я стремился обосновать тезис о полифонизме, диалогичности романов Достоевского. О его творчестве нельзя судить в категориях монолога, как, например, о книгах Толстого или Тургенева. Я попытался определить место Достоевского во всеобщей истории литературы. Его значение несомненно выходит за рамки XIX столетия, не может быть однозначно локализовано даже в масштабах литературы Нового времени. В романах Достоевского сосредоточен опыт, приобретенный человечеством на всем протяжении его исторического бытия. Истоки полифонического метода, к вершинам которого подошел Достоевский, я усматриваю в греческой античности. Впрочем, книга создавалась сорок лет назад и ныне нуждается в значительной переработке, чем я в последнее время и занят.

Вы полагаете, что творчество Достоевского являет собою одно из вершинных достижений «диалогического» способа существования человеческой мысли. Но справедливо ли сбрасывать со счетов как малозначительную всю предшествующую (да и последующую) литературу и, таким образом, утверждать, что литературные открытия Достоевского являются столь же непревзойденными, как и, например, теория Эйнштейна?

Действительно, ныне Достоевский не имеет себе равных в диалогическом подходе к реальности. Однако ни в коей мере не может быть перечеркнуто и все то, что достигнуто до него. Сократ всегда останется Сократом. Чтобы найти достойное место для каждого гения, я ввел понятие Большого Времени. В нем никто и ничто не утрачивает своей значимости. Здесь на равных правах живут Гомер и Эсхил, Софокл и Сократ. И Достоевский тоже. Ведь в большом времени ничто не исчезает бесследно, все возрождается к новой жизни. С наступлением всякой ранее не бывшей эпохи все, что случилось прежде, все, что пережило человечество, – итожится и наполняется обновленным смыслом. Достоевский создал полифонический роман, которому, как мне кажется, принадлежит будущее. Но это не значит, что нужно перечеркивать достижения прошлого. Полифония не в силах отменить существование монологической прозы (хотя бы толстовской) как особого способа художественного высказывания. Роман-монолог выживет, хотя, по всей вероятности, перейдет в иное качество. Это будет литература по преимуществу развлекательного характера. Монологическая проза послужит фоном для многоголосного творчества. Сейчас во многих странах писатели пытаются следовать достижениям Достоевского. Мы видим это у Сартра и, в особенности, у Камю – в «Чуме» и в «Мифе о Сизифе». В нашей литературе известно влияние Достоевского на раннего Леонова. В первую очередь в этой связи следовало бы, однако, назвать «Петербург» Андрея Белого – один из замечательнейших романов XX века. Видимо, нет оснований говорить о некоем выходе за пределы опыта Достоевского. Он вообще своим творчеством в литературе ничего не завершает. Конечно, можно пойти дальше, чем Достоевский, однако поставить его открытия под сомнение не способен никто.

Как Вы оцениваете научные труды, посвященные Достоевскому?

Исследователи Достоевского, – даже такие, как Мережковский, Шестов или Розанов, – стремились использовать его имя в собственных интересах. Они пытались втиснуть его в рамки какой-либо одной мыслительной системы, что противоречит самому духу Достоевского, его пониманию человеческой природы. Какая бы то ни было систематизация воззрений была для него чужда. Сам процесс мышления, по Достоевскому, не может быть определен однозначно, несет в себе существенные черты диалога. Мы всегда что-то принимаем, а что-то отрицаем, к чему-то относимся одобрительно, а к чему-то – с презрением. Человеческая мысль может развиваться только при условии свободного обмена мнениями. Диалогизм прежними исследователями Достоевского вовсе не принимался во внимание. К сожалению, многие из современных ученых также силятся навязать Достоевскому какое-либо строго определенное мировидение. Впрочем, это не лишает подобные работы некоторой научной ценности, ибо Достоевский настолько разнообразен, что дает материал и для таких ограниченных трактовок. Благодаря полифоничности, он является неисчерпаемым духовным источником. Поэтому я высоко ценю труды своих коллег, несмотря на то что их выводы не согласуются с моими убеждениями.

Достоевский в некотором смысле сам завещал нам продолжить диалог, начатый им самим и героями его романов. Потому даже монологичные, узкие трактовки также необходимы, они представляют собою полноправные голоса в нескончаемой дискуссии о Достоевском, причем вносят в нее нечто новое.