Работы разных лет: история литературы, критика, переводы

Российскую культурную среду, по всей вероятности, можно определить как враждебную позитивизму; достаточно напомнить, что в эпоху своего расцвета позитивизм достиг в России весьма скромных высот, в то время как противостоящие позитивизму научные направления принесли блестящие плоды именно в области русской философии ([Н. Я.] Данилевский, [Ф. М.] Достоевский, [Н. Ф.] Федоров, [К. Н.] Леонтьев, [В.С.] Соловьев). Противостояние позитивизму одинаково характерно для всех без изъятия течений научной мысли в России: от Достоевского до русского марксизма. Русскому духовному воззрению свойственно преобладание вопроса «для чего?» над «почему?». [В. В.] Виноградов был прав, когда подчеркивал телеологическую окраску во взглядах крупнейших представителей русской мысли. Красной нитью проходит через историю русской натурфилософии антидарвинистская тенденция; помимо неразрывно связанного с российской наукой немца Бэра[695], достаточно сослаться на аргументацию Данилевского, [Н. Н.] Страхова, [Н. И.] Вавилова, [Л. С.] Берга[696], которая сегодня оформилась в гармоническое, в совершенстве развившее идею целесообразности, универсальное учение о номогенезе[697]. Категория механистической причинности для русской науки чужеродна. Ускорило ли сомнение в законе однозначной причинности развитие современной русской физики? Для фундаментальной, глубоко своеобразной линии развития современной русской науки характерно следующее: соотносимость [Korrelativität] отдельных рядов фактов не рассматривается в терминах каузальности, один ряд не выводится из другого; основное представление [Grundbild], которым оперирует наука, – система коррелирующих [korrelativen] рядов, имманентная для наблюдателя структура, подчиняющаяся присущим ей внутренним закономерностям. Нужны ли здесь более яркие примеры, чем учение знаменитого географа Докучаева[698] о ландшафте, о географической природной зоне, в которой особенности рельефа, климата, растительного и почвенного покрова, а также характер народонаселения слиты в одно гармоническое целое, постоянно воспроизводящееся в пределах определенной природной зоны? Докучаев как раз и призывает к изучению корреляций, «тех закономерных соотношений, которые существуют между силами, физическими телами и явлениями, между живой и неживой природой, между миром растений, животных и царством минералов, с одной стороны, и человеком, его жизнью и собственным его духовным миром – с другой». Это учение, оформившееся на рубеже столетий, легло в основу всего дальнейшего развития русской географической науки.

Более либо менее несовместимые принципы традиционной телеологии и структурализма в русской науке всегда были тесно переплетены друг с другом. В настоящее время указанные методологические тенденции явно усиливаются и освобождаются от эклектических примесей. Сегодня они проявляются также и в западной науке, в них находит свое отражение дух времени. Во второй половине XIX столетия подобные устремления были едва различимыми обертонами западной науки, лишь время от времени возникавшими оппозиционными выпадами, которые тут же подавлялись господствующей доктриной. С другой стороны, тот мир идей, из которого выросла русская структуральная наука, оформился в целостное научное мировоззрение, резко враждебное прежнему. Одно из проявлений набирающего силу структурализма в сегодняшней русской науке – формальная школа в литературоведении. Она усматривает в истории художественных форм закономерную имманентную эволюцию и отказывает в какой бы то ни было ценности генетической проблематике за пределами художественных систем, т. е. ставит под сомнение тенденцию устанавливать причинные отношения между гетерогенными фактами. В последние годы принципы исследования поэтического языка были распространены на языковую систему как таковую, хотя она функционирует совершенно иначе; так планомерно, шаг за шагом строится здание структуральной лингвистики.