Работы разных лет: история литературы, критика, переводы

Итак, о славянских странах необходимо судить в свете культурных интересов России; однако здесь снова и снова приходится сетовать на традиционное равнодушие, царящее как в российских официальных кругах, так и (за немногими исключениями) в образованном сообществе. Покойный профессор Ястребов[707] приводил мне немало ярких примеров глубокого невежества русской интеллигенции в славянских вопросах. Многие факты, удостоверяющие это невежество документально, выглядит прямо-таки анекдотически. Чем не замечательный пример: многолетний председатель известного Славянского благотворительного общества граф Игнатьев[708] в молодости пытался убедить Палацкого[709] в том, что, дескать, чешский патриотизм – дело хорошее, только к чему чехам глаголица! И в своей правоте граф был убежден до глубокой старости. Не лучше (если не хуже) обстоят дела и сегодня. Приведем несколько «чешских» примеров. До недавнего времени в московской прессе Чапека называли английским писателем, Гашека – немецким; в одном из серьезнейших московских журналов появилась статья, в которой известные подделки Ганки[710] рассматривались как подлинные старочешские памятники и т. д. и т. п. Распространение русской культуры становится все более ощутимым фактором международной духовной жизни, однако этот процесс идет сам по себе, стихийно, без всякого плана. Планомерная, упорядоченная разработка вопроса об экспорте русской культуры, разумное и целенаправленное управление этим процессом – вот насущные задачи для всех здравомыслящих людей России. Барское пренебрежение и равнодушие более неприемлемы. Необходимо (воспользуемся понятием из области коммерции) изучать рынок сбыта культуры, его запросы и возможности; необходимо выявить области, в которых прививка русской научной традиции, скрещивание с русскими культурными ценностями могли бы принести достойные плоды. Не стоит забывать о том, что было с давних пор усвоено великими народами Запада: к распространению языковой культуры за пределы страны нельзя относиться равнодушно с точки зрения интересов данной культуры, ее нормального развития. Многие ли знают о том, что, скажем, в истории польской литературы русское направление впервые стало наиболее влиятельным, что польская словесность расцвела благодаря появившимся наконец адекватным переводам русских шедевров, а в литературной жизни Польши впервые обнаруживается ориентация на Россию? С другой стороны, кому в России известно, что по количеству публикуемых переводов с русского (до ста книг ежегодно) Чехословакия вышла на второе место – непосредственно вслед за Германией, что на чешский переведена, за немногими исключениями, вся сколько-нибудь значительная современная русская проза, а увеличение количества знающих русский язык – существенный фактор чешской культурной жизни? Многие ли осознают, почему при всем том чешская литература в ее разнообразных течениях не подпала под русское художественное влияние; во всяком случае, все ценное в чешской литературе возникло в обход этого влияния, тогда как, например, во французской литературе, при ее несомненно худшем знакомстве с литературой русской, влияние последней несравненно более значительно и продуктивно? На протяжении XIX века Россия оставалась важнейшей составной частью чешской идеологии; однако, как это неоднократно отмечалось в литературе современной Чехии, это была придуманная Россия, миф о России, некая проекция чешских стремлений и упований. Лишь в XX столетии подлинная Россия становится фактором чешской интеллектуальной жизни, в особенности – науки, и только в последние годы наблюдается определенная реакция против господствующей прозападной ориентации чешской науки, реакция, сопряженная с попытками воссоединения с русской научной мыслью.