Работы разных лет: история литературы, критика, переводы

Русская формальная школа выработала принципы изучения искусства слова в его бытии и становлении. Эти принципы могу быть эффективно использованы при сравнении результатов, к которым приводит одна и та же художественная тенденция на материале разных славянских языков. В этом и состоит raison d’être[716] сравнительной истории литературы, механическое же соположение фактов из истории отдельных славянских литератур не является еще сравнительной наукой в собственном смысле слова. Но сравнительная история литератур не может удовлетвориться и выявлением взаимных воздействий. Прежде всего, взаимовлияния славянских литератур, за немногими исключениями, были для них в новое время гораздо менее важны, нежели влияния неславянские. Так, например, литературы романо-германские, конечно, воздействовали на новую русскую литературу более весомо, чем литературы славянские; равным образом, русская литература была намного более влиятельна и плодотворна для литератур романо-германских, чем для славянских. Однако речь об ином. Суть дела в том, что установление факта влияния само по себе еще ничего не объясняет. И здесь генетическое рассмотрение должно отойти на второй план по сравнению с функциональным; главный вопрос в том, какой имеет смысл, какую играет роль конкретное заимствование с точки зрения воспринимающей системы, каким именно образом система усваивает заимствование. За пределами системы каталог заимствований будет лишь немым скоплением материалов, собранием фактов, не учитывающим многообразие их функций. Без имманентного исследования художественных форм и их эволюции всякое обращение к факту заимствования (как и к любым гетерогенным элементам) будет совершенно бесполезно. В равной мере, факты из области межславянских культурных отношений вполне могут быть необычайно интересны, однако порою и здесь бремя необработанного материала слишком тяжело, и здесь функциональное многообразие отношений, их роль и удельный вес в данной культуре принимаются во внимание недостаточно. Насколько функциональный анализ заимствований плодотворнее по сравнению с чисто генетическим, показывают, например, работы Виноградова[717] и Трубецкого[718] о церковнославянских элементах в русском литературном языке, в которых показано, как этот пласт лексики внедрялся в русский язык, как он продолжает в нем жить и функционировать, способствуя его обогащению.

Упразднение перевеса генетических проблем необходимо в свете теоретических интересов славистики. Практические же интересы требуют ограничения безраздельного господства историзма в славистике. Во главу угла следует поставить современное славянство, те насущные проблемы, с которыми оно сталкивается сегодня. Мне могут возразить: актуальны и уроки прошлого, а исторические традиции и прецеденты способны стать живыми факторами современности. Что ж, история вполне может быть ключом к пониманию сегодняшних событий, однако в славистике она чаще является «формой, которая переросла свою функцию», если использовать любимое выражение формалистов. Для исследований по славистике, как и для популяризации славистических знаний, такое понимание истории особенно пагубно. Мне довелось, например, прослушать на историко-филологическом факультете Московского университета обстоятельный курс истории чешской литературы, который завершался Колларом[719]; на замечательном курсе истории польского языка во всех подробностях излагалась эволюция носовых гласных, а вот на современный язык времени вообще не хватило. Незадолго до «перехода к современности» начались каникулы. Возможно, все это примеры крайние, однако вряд ли будет преувеличением сказать, что изучение славянских древностей – лингвистических, литературных, социально-культурных – вплоть до настоящего времени в большинстве случаев занимает более важное место, чем исследование современных славянских народов, их языков, культурной и общественной жизни.

Именно в русской науке с ее структурными и телеологическими устремлениями присутствуют методологические предпосылки для рассмотрения славянства (и, соответственно, конкретных межславянских отношений) не только как проблемы генеалогической, но и в качестве некоего целенаправленного процесса [Zielstrebigkeit], с одной стороны, а с другой – в качестве факта, требующего структурального анализа – как в современном срезе, так и в историческом. Вот предпосылки, благоприятствующие исследованиям функциональной ценности упомянутой выше структуры, и они дают возможность эти исследования планомерно реализовать. Русистика представляет собою превосходный методологический пример выявления единства в многообразии. Сама по себе насущная задача русистики – установление специфических признаков русского мира – предполагает внимательное обследование прилегающих областей, в особенности территорий, населенных северо-западными и юго-западными славянами. Круг географических интересов ученых-русистов должен вновь существенно расшириться.