На фоне только что очерченных общетеоретических предпосылок современной русской науки и характерных особенностей сегодняшней русистики можно набросать беглую картину нынешнего состояния и перспектив русской славистики. В богатой научной литературе по языкознанию, появившейся в России за последние пятнадцать лет, есть целый ряд ценнейших славистических исследований, которые выходят за рамки русистики. К ним принадлежит книга Щербы о восточнолужицком наречии[699]
, работа Бубриха о системе северокашубского ударения[700], а также работы Кульбакина по сербскому языку[701], Селищева – по македонским диалектам[702], Дурново – в области церковнославянского языка[703], труды Трубецкого по предыстории [Urgeschichte] славянских языков[704], Булаховского – по сравнительной славянской акцентологии[705]. За пределами языкознания дела обстоят значительно хуже, достижения здесь скудны, за исключением плодотворной работы учеников и последователей Кондакова[706] в области средневекового изобразительного искусства южных славян – эта работа осуществляется в контексте богатых традиций русской византинистики. А что же произошло, скажем, с русской наукой о славянских литературах? Взлет русского литературоведения, богатый арсенал новых идей, методологические достижения, проблемы – все это миновало славянские литературы, которые так и не были вовлечены в орбиту русских литературоведческих разысканий. Правда, время от времени в печати появляются собранные русскими учеными материалы о славянских литературах, о точках соприкосновения русской литературной жизни с другими славянскими литературами, о культурных взаимоотношениях между ними. Само по себе накопление подобных материалов – занятие полезное и достойное уважения, однако это еще не наука. Русские исследования в области славистики до сих пор эпизодичны и разрозненны. Русское востоковедение и византинистика (не говоря уж о русистике) – все это здания, каждое из которых воздвигнуто на собственном прочном фундаменте; в то же время русская славистика так и не стала целостной научной системой и не располагает единым планом развития. Вместо него – эклектическая смесь разнородных и неравноценных составных частей. Русская славистика доныне не представляет собою научной школы. Роль группового, коллективного творчества, которым столь выгодно отмечен целый ряд отраслей русской науки, в славистике незначительна. По сию пору дело продвигается вперед лишь благодаря личным усилиям отдельных ученых, порою выдающихся, но немногочисленных и разобщенных.Нынешние международные отношения складываются для славистики в высшей степени неблагоприятно. Что касается русского зарубежья, то есть, конечно, несколько русских ученых, осевших в славянских странах и получивших возможность познакомиться с ними более основательно, чем это было возможно во время былых краткосрочных академических командировок. Однако о создании славистической школы в условиях диаспоры, разумеется, не может быть и речи. В России же правящие круги не только никогда не интересовались славистикой и ее нуждами, но и вообще не понимали ее реального значения, не осознавали потребности в кадрах сотрудников, глубоко и всесторонне осведомленных в славистических проблемах, а также в исследователях, которые бы занимались этими проблемами в духе традиций русской науки и с точки зрения российских интересов. Только поверхностный наблюдатель может говорить о реальном понимании описанных выше проблем исходя их того, что в коридорах российской власти оказалась в моде «славянская» фразеология. К сожалению, в правительственных сферах сегодняшней России наука о славянах и «славянская» фразеология зачастую смешиваются; враждебность же по отношению к официальному «славизму» [Slawismus] прежнего режима порождает почти суеверное предубеждение против славистики. Между тем речь идет о целом спектре конкретных проблем, которые всесторонне связывают Россию со славянскими странами. Довольно одного взгляда на карту Польши, чтобы понять: отсутствие в России планомерных и тщательных славистических исследований – непростительная близорукость. Достаточно принять во внимание экономические и внешнеполитические интересы Чехословакии, чтобы настаивать на сближении этой страны с Россией. Может ли Россия оставаться безучастной к наличию в центре Европы страны, которая не только не имеет реальных поводов для разногласий с нею, но и – по естественным причинам – заинтересована в сближении? Ответ ясен, а значит, знакомство с этой страной – неотложная задача. При всех изменениях российских политических приоритетов, не подлежит ни малейшему сомнению наличие сложнейшего комплекса интересов, которые постоянно связывали, связывают и будут связывать Россию с балканскими славянами.