Работы разных лет: история литературы, критика, переводы

Во мне уже рождается Господь,
и полупамятный, полузабытый,
и словно не во мне, а с краю смерти,
(куда живым – не сметь) – мой внук и прадед, –
пережидает, пока я умру.
Я с ним вдвоём живу. Мы существуем,
когда нет ни души. Гремит беда,
как будто канонада. Он спасенье,
я белоусто вымолвлю: спаси,
мой Боже. Упаси на миг,
а после я, очнувшийся, спасу
и сам себя. Себя же самого.
Он хочет выйти из меня. Стремится,
меня спасая, истребить дотла,
чтоб на сквозных порывистых ветрах
я вышел из себя же сам, как сабля
идёт из ножен. Хочет выйти прочь,
чтобы погасла свечка боли, тьма
покорности чтобы меня спасала
иною жизнью, инобытием,
иным именованьем, не моим:
вот правит чем тот исступлённый Бог,
который норовит во мне родиться
(а я украдкой свечку засвечу,
чтобы вокруг до времени не смерклось,
пресветлый путь и чёрная свеча
сверкает, словно тайная победа).

* * *

Бальзаку, заздри, ось вона, сутана,
I тиша, i cамотнiсть, i пiтьма!
Щоправда, кажуть спати надто рано,
ото й телющиш очi, як вiдьмак,
на телевежу, видну по рубiнах,
розсипаних, мов щастя навiсне.
Отут i прокидається умiння
накликати натхнення, що жене
од тебе всi щонайсолодшi мрiї
i каже: вiщий обрiй назирай,
де анi радостi, анi надiї.
То твiй правдивий край. Ото твiй край.

* * *

Бальзак, завидуй, вот она, сутана,
и тишь, и одиночество, и мрак!
Но правда, спать наказывают рано,
вот и лежишь, уставившись впотьмах
на телебашню: яркие рубины.
в ночи сверкают счастьем подвесным.
Уменье подступает, как лавина, –
накликать вдохновение, что сны,
мечты твои сладчайшие изгонит;
шепнёт: смотри на вещий горизонт,
где нет надежд, где в горе радость тонет.
Таков твой край. Твой подлинный оплот.

* * *

Хтось чорний-чорний бродить довкруги,
із ніг до голови мене обзирить
і, не впізнаючи, уже й не вірить,
що все це я – угнався в береги,
як грудка болю, пам’яттю розмита,
живого срібла озеро нічне.
І зводить подив око ненасите:
адже ж він мертвого шукав мене.
Душа колотиться і стогін колобродить,
на тихий шепіт перетерся крик,
хтось чорний-чорний ніби мною водить,
я ж припроваджуватися не звик.
Мов лялечка, прозорою сльозою,
своєю тінню, власним небуттям
я відчуваю власну смерть – живою,
як і загибель – самовороттям.

* * *