Работы разных лет: история литературы, критика, переводы

Осипа Мандельштама часто называют «неотрадиционалистом», «неоклассиком», ибо в его творческой системе зрелого периода, говоря словами М. Н. Эпштейна из недавней его статьи о Пушкине и Мандельштаме, «установление традиции само по себе есть творческий акт»[372]. Однако важно понимать (и здесь мы возвращаемся к нашему исходному тезису), что истолкование творчества как преодоления смерти самоотверженной любовью характерно и для мандельштамовской поэзии позднего периода.

После пятилетней тягостной «немоты» ушли в прошлое настойчивые апелляции к классическим эпохам культуры; но и обратившись к современности, столь страшной и одновременно столь нуждающейся в мужественно-любовном слове, Мандельштам остается верным себе. Он не уходит от наползающего угрожающего тумана тысяч безвинных трагедий – ни в спасительное молчание, ни в эстетскую игру, ни в пустое фрондерство. Поэт по-прежнему желает говорить с эпохой (на этот раз – с современной) от своего имени, не прячась за каноны и облегчительные «тавтологии» и «тождества».

Не забывай меня, казни меня,
Но дай мне имя, дай мне имя!
Мне будет легче с ним, пойми меня,
В беременной глубокой сини![373]

Мандельштамовская общественная призванность, берущая начало в глубочайших общечеловеческих культурных ценностях, не имеющая ничего общего с навязшей в зубах декларативной фальшью, живет в сознании, в «шуме» нашего времени. Вот почему нельзя, очевидно, ни прямо, ни косвенно противопоставлять стихи «Камня» и «Tristia» позднему творчеству поэта.

Рубеж между «Камнем» и «Tristia», переход от акмеистической полемики с символизмом к поиску возможностей преодоления личной смерти творческой любовью оказывается для Мандельштама более существенным, чем приходящийся на творческую паузу рубеж между ранними («камерными») и поздними («современными») стихами.

«Ахматовский цикл» Арсения Тарковского: к истории текста [374]

Творческая биография и лирическая поэзия Арсения Тарковского на протяжении нескольких десятилетий привлекает пристальный интерес мемуаристов, рецензентов, историков литературы. Освоение наследия поэта в разное время было сосредоточено на различных проблемах, что во многом обусловлено особенностями его творческого пути. Как известно, в 1946 г. (после одиозного постановления о журналах «Звезда» и «Ленинград») был остановлен выход в свет подготовленной к печати оригинальной книги поэта «Стихотворения разных лет»[375]. Первые сборники Тарковского увидели свет только в 60-е годы минувшего столетия[376] и встретили достаточно широкий отклик[377]. Масштабность и значительность поэзии Тарковского были осознаны уже в 1960–1970-е годы, затем (1980-е) пришло время споров о поэтическом генезисе Тарковского, о его стилистических ориентирах в прошлом и настоящем русской лирики[378]. Следом наступила пора серьезных исследований стилистики[379] и поэтики[380] Тарковского, попыток вписать его творческий путь в общую логику развития русской словесности. Во всех дефинициях, связанных с установлением литературной генеалогии Тарковского, почти неизменно звучат «слова-сигналы», соотнесенные с поэзией и поэтами Серебряного века. Тарковского называют поэтом «ахматовской школы»[381], «одним из последних поэтов Серебряного века»[382], «неотрадиционалистом»[383] и т. д. Все подобные определения с необходимостью предполагают более подробные разыскания в области реконструкции творческого диалога Тарковского с крупнейшими поэтами русского Серебряного века.

Подборка опубликованных мемуарных свидетельств, суждений и оценок о взаимоотношениях Тарковского с Мандельштамом, Цветаевой, Ахматовой довольно обширна и разнообразна, хотя большинство материалов носят фрагментарный характер. Среди подобных материалов особое место занимают тексты, содержащие сведения о творческих взаимоотношениях Тарковского и Ахматовой[384]. Литературный диалог двух поэтов продолжался два десятилетия – с середины 1940-х годов и до кончины Анны Ахматовой. Особенно интенсивным творческое взаимодействие двух поэтов было в последние годы жизни Ахматовой. В это время Тарковский и Ахматова постоянно делились друг с другом замыслами, планами, читали новые стихи и т. д. Ахматова написала одну из первых рецензий на сборник Тарковского «Перед снегом», предназначенную для опубликования в журнале «В мире книг», однако впервые увидевшую свет только в 1976 г. в очередном выпуске альманаха «День поэзии».

Тарковский в эти годы стал для Ахматовой одним из самых близких людей, после ее кончины (5 марта 1966 г.) он произнес надгробную речь во время московского прощания, затем сопровождал гроб с телом Ахматовой в Ленинград и, естественно, присутствовал на отпевании и погребении Ахматовой.