Работы разных лет: история литературы, критика, переводы

Как частное лицо доктор Живаго завершает свой путь более чем заурядно, растворяется в обезличивающей массе катастрофических событий. Однако главным жизненным деянием Юрия Андреевича было писательство, и как раз в этой сфере он своею нескладной судьбой сумел удостоверить нечто противоположное распаду – провиденциальную неуничтожимость смысла, неподверженность гибели высших (и, одновременно, простейших) человеческих ценностей. Воистину: «Я ими всеми побежден, и только в том моя победа»! Результат главного, значительнейшего поступка Живаго прямо предъявлен читателю – это стихотворная летопись его жизни и жизни родной земли в период противоречиво-первородного и вместе с тем гибельного катаклизма.

Роман «Доктор Живаго» материализует извечный процесс поисков художественного постижения жизни. Этот процесс и зафиксирован в сосуществовании повествовательного среза событий (где доминирует Живаго-персонаж, «характер») и среза лирического, где функции главного действующего лица существенным образом меняются. Живаго-лирик вплотную подходит к тому, что обычно для персонажа незримо: целостному восприятию свободного течения жизни.

К вопросу о поэтической эволюции Мандельштама: тема художественного творчества [360]

Обозначенная в заглавии тема в данной работе сужена до вполне конкретной задачи: показать, что творческие установки позднего Мандельштама не отделены непреодолимой стеной от принципов, в соответствии с которыми созданы «Камень» и «Tristia», более того – неотделимы от ранних книг Мандельштама, зарождались в их лоне. Это позволило бы навести мосты между стихами поэта до «немого» пятилетия 1926–1930 годов и после него, поставить проблему рассмотрения всего творчества Мандельштама как единого и последовательного развития изначальных творческих установок.

Начнем с известных высказываний В. М. Жирмунского и Л. Я. Гинзбург. В. М. Жирмунский подчеркивал, что Мандельштам «Камня» – «не лирик, рассказывающий в стихах об интимном душевном переживании». «Он вообще не рассказывает о себе, о своей душе, о своем собственном восприятии жизни»[361]. Л. Я. Гинзбург также писала о том, что «личность поэта не была средоточием поэтического мира раннего Мандельштама», что стихи «Камня» характеризуются «редкими напоминаниями о личном». В «Tristia», по справедливому мнению Л. Я. Гинзбург, положение меняется коренным образом. На первый план выходит разговор о трех «неизменных» предметах лирики: «о поэтическом творчестве», «о смерти», «о любви»[362]. Почему своеобразная «безличность» «Камня» сменяется в «Tristia» глубоко личностной триадой творчества, смерти и любви? Попробуем обосновать этот факт теоретическими высказываниями самого поэта.

В «Утре акмеизма», написанном, по разным предположениям, в 1912 либо в 1913 году, Мандельштам подчеркивает «суверенитет закона тождества». Признав этот суверенитет, «поэзия получает в пожизненное обладание все сущее без условий и ограничений»[363]. Повторение в стихах реалий и принципов ушедших в прошлое историко-культурных парадигм, согласно принципу тождества, не оборачивается тавтологией. Сиюминутная, личностная пересоздающая энергия всячески ограничивается. Повторение бытующих в сознании современников культурных традиций не становится проблемой, не наталкивается на необходимость их индивидуальной интерпретации, переосмысления. Вот почему в стихотворении «Теннис» (1913), например, среди вещественно-бытовых, конкретных зарисовок естественно появляется сравнение игры с «аттической» битвой:

Слишком дряхлы струны лир:
Золотой ракеты струны
Укрепил и бросил в мир
Англичанин вечно юный.

Он творит игры обряд,

Так легко вооруженный,
Как аттический солдат,
В своего врага влюбленный…

С той же непринужденностью временной сдвиг происходит и в других стихотворениях «Камня»:

О временах простых и грубых
Копыта конские твердят,
И дворники в тяжелых шубах
На деревянных лавках спят.

На стук в железные ворота

Привратник, царственно-ленив,
Встал, и звериная зевота
Напомнила твой образ, скиф…

(«О временах простых и грубых»

, 1914)

Событие художественного творчества в «Камне» (особенно во второй, «акмеистической» половине книги) не нуждается в непосредственной экспликации, ибо оно отделено от конкретных, локализованных в настоящем переживаний, эмоций лирического героя. Декларируется последовательный отказ от превышения индивидуально-творческих полномочий, отказ от лирического «Я», что особенно заметно в стихотворении с тютчевским названием «Silentium!»: