Радио Судьбы

— С чего ты взял, что я собираюсь кому-то что-то объяснять? — Мезенцев прочитал застывший в глазах Соловьева вопрос и все понял. — Ах, ну да! Еще пару минут назад тебя это не беспокоило. Ты думал, что убить человека — это обыкновенная работа для таких, как… капитан спецназа Некрасов. Но не для таких, как я. То есть им можно, а мне нельзя. Да? Ты об этом думаешь?

Соловьев кивнул.

— Но ведь тебя это устраивало. Там, — он дернул подбородком, — в деревне. Или, может, было бы лучше, если бы я встал рядом с тобой и заревел? А?

— Нет…

— Штука в том, парень, что я никому ничего не собираюсь объяснять. Здесь и так достаточно дерьма, и, может быть, кто-то попытается повесить все это на нас…

— Абсурд! — вырвалось у Соловьева. — Мы не могли…

— Вот именно, мы не могли. Никто ничего не видел, свидетелей нет… Кроме…

Соловьев вдруг почувствовал, что трактор стал замедлять ход. Он вцепился в баранку, словно это могло что-то изменить… Лицо его побелело, и ему показалось, что его сейчас снова вырвет, желудок болезненно сжался, но в нем было пусто.

— Может быть, ты хочешь стать свидетелем? — спросил Мезенцев, и журналисту показалось, что голос его звучит зловеще. — Отправить меня за решетку — лет на восемь. И все из-за того, что я сдуру спас тебе жизнь? Это твоя благодарность?

— Нет, нет, я этого не хочу. Я совсем не это имел в виду… — лепетал он, понимая, что его слова выглядят по меньшей мере неубедительно.

Трактор остановился. Мезенцев заглушил двигатель, и в наступившей тишине отчетливо послышался стук — зубы Соловьева выбивали частую дробь.

Мезенцев взял ружье и пружинисто спрыгнул на землю.

— Вылезай!

— Нет! Не надо! — Соловьев пытался нащупать зажигание… Или что там есть у этих чертовых тракторов… Но никак не мог найти нужный рычажок.

Щелкнули курки.

— Здесь остался один патрон. Если не вылезешь сейчас же, он достанется тебе.

— А-а-а-а….. е-е-если?..

— ВЫЛЕЗАЙ! — заорал Мезенцев, и Соловьев послушно вылез из кабины.

Мезенцев отступил назад, и журналист увидел, что пути к бегству отрезаны — он был зажат между двух огромных колес. «К тому же, — подумал он, — от ружья далеко не убежишь».

Он почувствовал, что слезы помимо его воли уже готовы катиться по щекам, и понял, что даже не сможет их вытереть— так дрожали руки.

— Давай решим все сейчас, — сказал лже-капитан, но от этого Соловьеву стало только страшнее, ведь то, что можно было оправдать выполнением специального задания, в других обстоятельствах не имело никакого оправдания. Кроме, возможно, безумия.

Мужик был безумен — Соловьев больше не сомневался в этом. Он сошел с ума и собирался еще раз нажать на курок.

«Да, для него это выглядит просто как нажать на курок», — понял журналист.

— Или мы будем вместе, или… — глухо сказал капитан. Ружье в его руках начало медленно подниматься.

Две черные бездонные дыры уперлись Соловьеву в лицо. Он хотел закричать… и не смог. Он пробовал отвести глаза или зажмуриться… но тело не слушалось.

Он пробовал сделать хоть что-то, но с отчаянием обнаружил, что не может сделать ничего.

— Здесь что-то происходит, парень, — нараспев говорил Ме зенцев. — Что-то не очень хорошее, поверь мне… Да ты и сам это видишь… Нам надо держаться вместе. Другого выхода нет. Но если ты сомневаешься…

Ружье медленно закачалось перед лицом.

— Нет… нет… — Соловьев судорожно ловил ртом воздух, но легкие казались забитыми цементом, они никак не могли расправиться и наполнить грудь.

— Если у тебя еще остались какие-то сомнения, то лучше скажи сразу. Сделай это сейчас. Я должен знать, могу ли я на тебя рассчитывать.

Соловьев закивал:

— Да, да… Можете… можете…

— Ты был не прав, парень. Ты поставил вопрос в чересчур категоричной форме. Теперь я хочу знать, можешь ли ты его разрешить? В такой же форме? Ну?

— Вам показалось… Я ничего не ставил. — Соловьев удивлялся, как он еще может говорить, слова доносились глухо и откуда-то издалека, как это бывает, когда кто-то вклинивается в телефонный разговор.

— На!

Он вдруг почувствовал, что приклад уперся ему в грудь, ружье повернулось. Теперь стволы смотрели куда-то в сторону, поверх левого плеча Мезенцева.

— Держи!

Соловьев будто со стороны наблюдал за своей рукой: вот белые пальцы обхватили ложе… вздрогнув, двинулись вперед…

— Положи пальцы на курки!

— Зззачем?

— Делай, что я говорю!

Соловьев осторожно положил дрожащие пальцы на курки. Он старался изо всех сил напрячь их, чтобы случайно не нажать и не выстрелить.

— Молодец! — похвалил Мезенцев. — А теперь… Подойдем ближе к проблеме… — Он медленно обхватил вороненую сталь стволов, повернул и упер их себе в грудь. — Тихо, парень! Не дрожи! Не делай случайных движений, ладно? Я не хочу, чтобы это получилось случайно. Ты понял?

Соловьев с трудом проглотил слюну, она походила на кусок застывающего воска.

— Отлично! Даже нет, мы поступим вот как. — Мезенцев встал на колени, будто собирался сделать что-то непристойное. Обеими руками он держал стволы у самого обреза и заглядывал…

«О боже! Он смотрит прямо туда!»