Radiohead. Present Tense. История группы в хрониках культовых медиа

Сет-лист Radiohead длился два часа десять минут и вышел весьма напряженным; песни вроде Morning Bell, Paranoid Android, Pyramid Song и Exit Music (For a Film) приобрели новые зловещие смыслы, но потом напряжение рассеялось в How To Disappear Completely, и все покинули зал, чувствуя себя не лучше, но, может быть, чуть менее одинокими.

* * *

Кто-нибудь хочет выпить перед войной? Шампанское в пластиковом бокале в слишком яркой комнате. Прошел примерно час после того шоу на «Одиссей-Арене» в Белфасте, и я спрашиваю гитариста Radiohead Джонни Гринвуда, обсуждали ли они какой-либо нестандартный подход к сет-листу в свете – или тьме – событий последней недели.

– Нет, вообще нет, – говорит он. – Полагаю, все в зале пережили одну и ту же неделю. Желание пребывать в хорошем настроении, очевидно, теряется.

Был ли он настроен на особый резонанс от песен вроде Airbag или Idioteque на сцене?

– Да, конечно, но это, полагаю, происходит постоянно – резонанс с текущими событиями. Хотя, если уж начистоту, на прошлой неделе случилось самое большое событие века.

Он апатично тыкает в тему пальцами вместо того, чтобы вцепиться в нее зубами. Я предполагаю, что это либо печально знаменитая скрытность Radiohead, либо прерогатива гитариста. Лишь позже я узнал, что его жена никак не может вылететь из Израиля. Когда в комнату входит басист Колин, брат Джонни, я говорю о том, что альбомы Kid A и Amnesiac напомнили мне параноидально-конспирологические телесериалы, которых было полно с конца семидесятых до середины восьмидесятых, когда проблемы на Ближнем Востоке заразили страхом новое поколение детей, родившихся после бомбы. Я вспоминаю эксперимент Куотермасса, «На краю тьмы»…

– «Нити», – вспоминает Колин; он говорит о снятом в документальном стиле фильме о ядерной зиме, который заставил бояться Бога всех школьников, достаточно взрослых, чтобы понимать, что́ он значит.

Джонни:

– Помню, я ходил в начальную школу, и все говорили: «Сегодня начнется ядерная война».

– Паранойя, – продолжает Колин, – и «День триффидов». Сейчас играть концерты очень странно. Играешь некоторые песни, и кажется, что это уж слишком. Но вот выступление в Берлине два дня назад, во вторник, было замечательным. Одиннадцать тысяч купили билеты, и они все пришли, а здание охраняло около сорока полицейских.

Чуть раньше, когда Том дергался, словно тряпичная кукла на ниточках, под непреклонный ритм моторик Idioteque, и пел «Women and children first»[50] пронзительным, паническим голосом, я все вспоминал эссе Мартина Эмиса о ядерной войне, написанные в середине восьмидесятых под сильным влиянием страха за новорожденного ребенка. Некоторые мужчины находят в роли отца новые механизмы выживания, причины быть счастливыми – первую, вторую, третью. Другие же становятся уязвимыми для самых разнообразных «выживальческих» фобий. Через неделю после падения башен-близнецов Эмис перевыпустил эти эссе – статью в The Guardian под названием «Первый круг ада». «Иллюзия такова, – писал он. – Матерям и отцам нужно чувствовать, что они могут защитить своих детей. Они, конечно же, не могут и никогда не могли, но им нужно чувство, что могут. То, что когда-то казалось более или менее невозможным – защита детей, – теперь кажется очевидно, ощутимо невообразимым. Так что с нынешнего момента нам придется жить без потребности в этом чувстве».

Том Йорк несколько месяцев назад стал отцом – интересно, как это подействовало на него?

– Думаю, у него определенно первый вариант, а не второй, – говорит Колин. – Это очень интересно, потому что, по-моему, он еще никогда не переживал такой радости. Думаю, сейчас, когда у него появился Ной, он, как родитель, стал более прагматичным, и это очень важно. Я говорил об этом с ним в Берлине. Если ты не можешь проводить время с ребенком, то хотя бы убедись, что делаешь что-то стоящее, когда ты не с ним. И это здорово. Он меньше мучается из-за потенциальных будущих бед и больше думает о том, как провести время с наибольшей пользой. Это, блин, очень круто, потому что когда работаешь с кем-то пятнадцать лет, хочешь, чтобы все они были счастливы. А по Тому и Филу видно, что они действительно наслаждаются этой работой, потому что хотят вернуться домой.

Джонни:

– Думаю, это заставляет вас задуматься о том, что действительно важно в производстве музыки и на что не стоит тратить время впустую – на боль, на прочие непродуктивные вещи.