Радуга

— Да пускай он хоть сдохнет, господин Кезис! Пускай провалится в преисподнюю! В противном случае вы сами его задушите! Собственными руками! О, ирония судьбы! Погледний мерзавец и рецидивист — агент нашей государственной, священной инквизиции в Кукучяйской волости! Да на кого вы опираетесь, господин Кезис! Как вы смеете принимать его показания за чистую монету?! Вы слепы и глухи. Господин Заранка был прав, требуя отправить вас на пенсию. Только я вам доверял. Думал, что хоть этот участок уезда в надежных руках. Вот чем кончается, когда десятки лет не контролируешь своих подчиненных. На вашем месте я бы со стыда повесился, господин Кезис...

И, не дожидаясь, пока тот обретет дар речи, господин Клеменсас достал из стола голубую папку «Дела Фатимы» с рапортом Заранки, отсчитал, поплевав на палец, страницы до того места включительно, где Юлийонас поносит Зенонаса Кезиса (другие сунул обратно), и швырнул на стол, патетически воскликнув:

— Да зачем я попусту рот разеваю? Нате! Читайте! Пускай говорят документы! Может быть, хоть раз в жизни вы покраснеете, господин Кезис! Может быть, хоть раз в жизни почувствуете, что вы смешны!

После этого господин Страйжис, успокаивая нервы, закурил гаванскую сигару и, попыхивая словно маневренный паровоз, принялся расхаживать из одного угла комнаты в другой. А господин Кезис глотал страницу за страницей и все бледнел.

Когда он дочитал, Страйжис выпустил огромный клуб дыма и дружелюбно спросил:

— Ну, каково? Теперь вам ясно, господин Зенонас, почему вашему агенту Блажису так приспичило наклеветать на господина Заранку? На воре шапка горит, так сказать. Он теперь одной ногой в могиле, а другой — в тюрьме. На вашем месте я бы поспешил на хутор и посоветовал бы этому старому кабану побыстрее околеть. В противном случае мы ему живьем клыки выдерем...

Терпеливо выслушав угрозы Страйжиса, господин Кезис показал пальцем на закрытый ящик стола и глухо спросил:

— Может, позволите, господин Клеменсас, поинтересоваться финальной частью этого рапорта?

— Никоим образом.

— Почему?

— Потому, что там нет ничего, кроме субъективных рассуждений господина Заранки о вас лично. Это может лишь обострить и так уже напряженные ваши отношения.

— Я сумею отсеять субъективное начало от объективного, господин Страйжис. Во имя блага нашего уезда.

— Я сказал. Точка... Рапорт господина Заранки показал вам с единственной целью — чтобы вы обратили внимание на темную личность своего бывшего агента и не совершали подобных ошибок в будущем!.. А само «Дело Фатимы», да будет вам известно, я доверю автору рапорта. Пускай господин Юлийонас вылущит с наслаждением его до конца и привезет на трех двуконных телегах к столу прокурора господина Бледиса. Ха-ха... Кому неизвестно, что у господина Заранки есть идея-фикс — хоть лопни возглавить полицию государственной безопасности во вверенном мне уезде? А что в этом плохого? Пускай старается, господин Кезис. Я не вправе зажимать положительную инициативу. Тем паче, что вы в последние годы как-то затихли, даже, сказал бы я, запустили работу, воспользовавшись моей мягкостью и моими социалистическими принципами — от каждого по способностями, каждому по заслугам. Не так ли, господин Зенонас? Не так ли? Ха-ха... Не унывайте! У всех бывают ошибки. Такова уж наша доля. Не зря сказано — пуд соли съешь, пока человека узнаешь. Ха-ха.

— Господин Клеменсас, я прошу... во имя нашего долголетнего знакомства и идейной дружбы. Позвольте...

— Не позволю! Не позволю! Не позволю!..

— Хорошо. Тогда прошу отпустить меня... Не в отставку. Нет. В очередной отпуск.

— А почему бы нет? Это самый разумный выход, господин Зенонас. Вы переутомлены. Вам надо оторваться от служебных хлопот, надо отдохнуть.

— Вы ошибаетесь, господин Клеменсас. Я — полон сил. У меня руки чешутся...

— Браво, браво! Значит, свадьба? Слышал, слышал о вашем романе с учительницей Суднюте.

— Запоздалые сведения, господин Клеменсас. Мы разошлись.

— Ого! Почему? Какие причины?

— Разные политические взгляды.

— Не может быть!

— Да. Увы. Она оказалась закоснелой сторонницей ляудининков[19], один лишь шаг отделяет ее от откровенного восхищения коммунизмом! — Господин Кезис достал из портфеля вторую папку — на сей раз красную и швырнул на стол. — Полистайте на досуге. Здесь зафиксированы наши интимные беседы и мой окончательный вывод — устранить барышню Суднюте от обязанностей учительницы без права работать в гимназиях Литвы.

— Что вы говорите?.. Что вы говорите? Ой-ой-ой. Примите мои соболезнования, господин Зенонас. Искренние соболезнования.

— Благодарю, господин Клеменсас. Я порядочный человек. Пока я на этом посту, служебный долг для меня превыше личного счастья. Я растоптал любовь барышни Суднюте и прошу вас сослать ее в какое-нибудь захолустье уезда учительницей начальной школы, чтобы она перестала раздражать мои глаза, мой нюх, мое сердце.

— Я понимаю. Я понимаю. Мы уж постараемся, господин Зенонас.

— И вторая моя просьба. Умоляю вас, господин Клеменсас, удовлетворить идею-фикс своего доверенного господина Заранки и сегодня же назначить его на мое место.