Радуга

— Еще недавно вы плевали мне в бороду и предлагали уходить в отставку... Могу ли я надеяться на амнистию и изменение вашего отношения, господин Клеменсас?

— Как жаль, что вы остались незамечены во время юбилея государства! Ни ордена, ни медали! На вашем месте я бы пожаловался господину президенту.

— Для нас, работающих из идейных соображений, это не новость. Мне доставляет удовольствие любоваться вашей статной грудью, отмеченной заслугами третьей степени...

— Вы, оказывается, и зубасты, господин Кезис.

— Кстати, не переживайте ни за себя, ни за меня, господин Страйжис. Будем надеяться, мы еще свое возьмем, когда господин Аугустинас вернется к власти. Я вынужден выдать вам и третью тайну — служебную тайну сердца и своего будущего.

— Ого, вы еще и поэт?

— Видите ли, господин Клеменсас, я вдохновлен перспективой своей карьеры. После победы господина Аугустинаса мне улыбнется счастье выплыть в главные воды, где можно изловить все ордена первой степени и даже крест Погони. Может, даст бог, мой ранг и военный чин вызовет даже вашу зависть. Как вы тогда посмотрите мне в глаза, вспомнив этот злополучный вечер? «Не презирайте и не обижайте малых сих», — сказал Иисус Христос, а наш златоустый пророк Аугустинас Вольдемарас, маленький телом, но великий умом и духом, еще лучше выразился в день своей свадьбы: «Выигрывает тот, кто ориентируется на будущее».

— Хватит!

— Вы мне не верите? Значит, не читали или забыли мой исторический рапорт 1934 года о свадьбе господина Аугустинаса, разрешение на которую в тюремных условиях дали вы лично, и поэтому вечно будете пользоваться милостями его супруги Матильды. Хотя, откровенно говоря, совершенно незаслуженно, потому что вопрос о бракосочетании вы решили не самостоятельно, а согласовав через мою голову с моим окружным начальником. Вы всегда избегали непосредственной моей помощи и всегда косвенно сваливали на мою голову самые неблагодарные задания. Так было и в тот раз. Округ поручил мне обеспечить спокойствие в городе в связи с публичным бракосочетанием господина Вольдемараса в утянском костеле, а вы языком своей покойной супруги разнесли эту сенсационную новость по всему уезду и даже дальше.

— Клевета!

— Простите, господин начальник уезда. Но что Кезис говорит, то Кезис знает. Это дело его профессиональной чести.

— Прошу выйти!

— Простите, господин начальник. Что Кезис начинает, то Кезис кончает! Вы уже тогда рыли мне яму и нацеливали на мое место своего приятеля Заранку. У меня есть письменные показания госпожи Хортензии. Я знаю, по чьей милости в день бракосочетания господина Вольдемараса перед костелом дежурила толпа зевак. Я знаю, кто вдохновил молодожена на каприз — идти к алтарю в одежде заключенного — и знаю, кто потворствовал этому капризу. Кстати, начальник тюрьмы господин Кирвелайтис, неразлучный товарищ господина Вольдемараса за шахматной доской и ваш покорный слуга, является моим агентом или, попросту говоря, легавым, которого подкармливает полиция государственной безопасности. Я платил ему жалованье все время заточения господина Вольдемараса и могу любопытства ради показать вам те рапорты, которые он посылал мне. Они здесь, в портфеле.

— Я потрясен, господин Кезис. Ха-ха. Так какого черта вы ждали до сих пор? Почему вы меня не арестовали?

— Как вы недогадливы, господин Клеменсас! И как нетерпеливы! Я раскрываю перед вами величайшую тайну своей жизни, связанную с моей служебной будущностью и вашей судьбой, а вы мне мешаете. Ах вы, рассеянные «старые молодожены». Как я вам завидую!

— Пожалуйста. Можете продолжать. Я люблю шутки.