Радуга

— Барышня учительница, выпьем по рюмочке, чтоб веселее стало, — заговорил Рокас, очнувшись от своих пьяных грез.

— Мне весело, Рокутис. Мне очень весело.

— Не врите, барышня. Вам не к лицу.

— Хорошо, Рокутис. Выпьем.

Чокнулись оба и выпили. Но веселье не возвращалось в глаза барышни Кернюте. А тут еще Альбинас с конца стола как нарочно закричал, что кум с крестин сбежал и теперь брату новорожденного Рокасу положено исполнять его обязанности и, прижав несчастную куму к сердцу, в губы поцеловать, чтобы Каститис не был редкозуб... Сидящие рядом женщины тут же вспомнили Стасе Кишките, заохали, что Пятрас Летулис будто в воду канул и молодая мать сохнет от тоски. Неважно, что Алексюс смотрит за ней, как за родной сестрой. Любовью нелюбимого сыта не будешь. Разве не видели, как она пригорюнилась? Боже мой, такой пир! И кушать, и пить... Чего только сердце пожелает. А она сбежала в свою баньку с полными слез глазами. Не хочет Алексюс ее одну оставлять с черными мыслями, утешает... Потому и не возвращается, бедняга. Утешай не утешай, а она все равно только о своем Пятрасе думает...

Ах, парень ты жестокий,
Зачем мне изменил,
Зачем ты мне песочком
Глаза запорошил! —

вдруг затягивает Петронене, подрагивая толстой шеей, и все бабы начинают тоскливо подтягивать, как старые гусыни, настраивая печальные голоса да вспоминая молодые деньки.

— Зигмас, музыку! Польку! — вскрикивает Рокас посреди песни и вместе с первым тактом вскакивает... Но теряет равновесие, обеими руками хватается за тугую грудь барышни Кернюте.

— Ирод!

— Прости, Рокутис. Мне пора домой.

— Этот один последний танец, барышня.

— Без конца не будет конца, Рокутис.

Замолкает музыка, обступают куму родители новорожденного, все босяки, пробуют удержать ее, доказывая, что только теперь-то и начинается настоящее гулянье. Но Кернюте не сдается. И что ты с ней поделаешь? Не поспоришь ведь. Каждому господь волю дал поступать по закону своего сердца и ума. Поэтому целует Розалия крестную своего Каститиса в обе щеки, благодарит за честь, оказанную всему роду Чюжасов, и приказывает Рокасу проводить ее до дома, потому что Алексюса все нет как нет. Ему простительно. Пускай убаюкает своего крестника Пятрюкаса. Стасе ведь совсем с ног сбилась. Ей помощь нужна. А ты, Рокутис, веди себя вежливо. Не насвинячь, попросту говоря.

— Отстань, маменька, со своими поучениями. Я уже не маленький.

— Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, барышня. Приходите завтра на остатки.

— Спасибо.

Всю дорогу Рокас провожал барышню Кернюте под руку молча, боясь, как бы не пошатнуться, потому что чистый, душистый весенний воздух вскружил голову, еще больше укрепив безумную мысль — рассказать о своем грехе и, упав на колени, завоевать сердце белой лебеди. Однако на дворе совершить такой подвиг не было возможности. Поэтому, проводив барышню до крыльца школы, Рокас Чюжас еще больше посерьезнел и попросил пустить его в дом.

— Рокутис, не забывай, что ты своей маме обещал.

— Мама ничего не знает, что со мной. Я должен вам свою тайну выложить. Вы сами несчастны. Вы меня поймете.

— Рокутис, ради бога...

— Вы, барышня, не хотите даже выслушать меня?

— Завтра, Рокутис. Завтра.

— Завтра, барышня, меня может уже не быть...

— Не дури, Рокас. Я рассержусь.

— Вы мне не верите?! — воскликнул Рокас и, охваченный артистическим вдохновением, вынул из кармана револьвер да сунул его под нос барышне Кернюте. — Я застрелю эту черную рысь... ей-богу! Сегодня же ночью... А потом сам себе пулю в лоб пущу... Я не могу жить без вас, барышня... Я не могу видеть ваших несчастных глаз. Все вас жалеют в Кукучяй. Все. Я отомщу за всех босяков.

И понесла бы тут Рокаса Чюжаса пьяная фантазия, и сказал бы он много, много прекрасных слов, как Тадас Блинда в конце драмы учительницы Кернюте, но Кернюте вырвала у него из рук револьвер и вежливо попросила разбойника идти домой выспаться, чтобы завтра, с самого утра явившись к ней смог бы открыть свое сердце на трезвую голову и не заплетающимся языком. А чтобы Рокас Чюжас ей поверил, Кернюте поцеловала его в лоб и ласково сказала:

— Спокойной ночи, Рокутис. Сладких снов...

— Вы меня не выдадите... Я знаю, барышня. Знаю, что оружие мне вернете.

— Завтра, Рокутис. Завтра сможешь забрать. Я его не съем.

— Спасибо вам, барышня учительница.

— Не за что, Рокутис.

— Как это не за что? Вы спасли мне жизнь на одну ночь.

— Иди, Рокутис, домой. И не пей больше.

— Не буду, даю слово. Только вы, барышня, будьте со мной ласковее.

— Я люблю тебя, Рокутис. Очень люблю. Ты хороший. Послушай меня — иди домой.

— Иду, барышня. До завтра.

— До завтра, Рокутис.

— Подождите. Еще одну минутку.