Ответом был стук его – ЕГО – зубов, и я услышал, как он возится со своими спичками.
– Нет, Банни, он нас не услышит, – прошептал через мгновение Раффлс. Когда спичка догорела, он поднялся с колен и зажег газовую лампу.
Ангус Бэрд лежал на полу своего дома; он был мертв, и его седая борода слиплась от его собственной крови. Рядом с ним лежала кочерга, и ее черный наконечник блестел в свете лампы. В углу стоял разворошенный письменный стол, в котором явно кто-то рылся, над камином шумно тикали часы. Больше, в течение, наверное, пары минут, никакой другой звук не нарушал тишину.
Раффлс стоял совершенно неподвижно, уставившись на мертвеца взглядом человека, смотрящего в бездну, падения в которую он только что чудом избежал. Он с шумом дышал через нос. Никаких других звуков, впрочем, Раффлс не издавал, и его губы были плотно сжаты.
– Этот свет! – произнес я хрипло. – Свет, который мы видели под дверью!
Вздрогнув, он повернулся ко мне.
– Верно! Я и забыл. Это именно то место, в котором я увидел его в первый раз!
– Он все еще должен быть внизу!
– Если он там, мы его отыщем. Вперед!
Однако я положил руку на его предплечье, беззвучно уговаривая задуматься: Бэрд был мертв и нас однозначно должны были заподозрить в причастности к смерти хозяина; убираться нужно было сейчас или никогда. Однако Раффлс стряхнул ее во внезапном порыве нетерпения, в его глазах читалось безрассудное презрение. Посоветовав мне спасать свою шкуру, раз уж мне так этого хотелось, он вновь повернулся ко мне спиной. Соблазн последовать его совету был велик. Разве он забыл, зачем мы сюда пришли? Он что, действительно вознамерился сделать все, чтобы эта ночь окончилась полной катастрофой? Пока я задавал себе эти вопросы, Раффлс зажег спичку в холле. Через мгновение под его ногами уже скрипели ступени – точно так же, как они до этого скрипели под ногами убийцы. Человеческий инстинкт, заставивший его презреть опасность, понемногу начинал овладевать и мной. Можем ли мы позволить убийце уйти? Вместо ответа я ринулся вверх по скрипучей лестнице, обогнав Раффлса в коридоре второго этажа.
Однако перед нами предстали три двери: первая вела в спальню с перевернутой, но по-прежнему целой кроватью, другая комната была пуста во всех смыслах этого слова, третья же дверь была заперта.
Раффлс зажег коридорный светильник.
– Он там, – сказал он, взводя револьвер. – Помнишь, как мы вламывались в классы в школе? Давай!
Его плоская подошва врезалась в замочную скважину, замок поддался, дверь распахнулась, и от внезапной тяги огонь газового светильника колыхнулся, как кобль[34]
от шквального ветра. Когда пламя выровнялось, я увидел привинченную к полу ванну, два связанных между собой банных полотенца, открытое окно, сжавшуюся фигуру и Раффлса, в страхе замершего на пороге.– ДЖЕК РАТТЕР?
От ужаса он произнес эти слова медленно и хрипло, а я с не меньшим ужасом их повторил. Сжавшаяся у окна ванной фигура медленно поднялась.
– Это вы! – воскликнул он, ошеломленный не меньше, чем мы. – Вы двое! Что это значит, Раффлс? Я видел, как вы перелезли через ворота – зазвонил один из колокольчиков, которых здесь полно. Потом вы вломились в дом. Что все это значит?
– Возможно, мы тебе об этом расскажем – после того, как ты скажешь нам, что, во имя господа, ты наделал, Раттер!
– Наделал? Что я наделал? – Несчастный ублюдок вышел на свет, моргая налитыми кровью глазами, его рубашка была залита кровью. – Полагаю, вы и сами все видели, но, если хотите, я вам расскажу. Я убил грабителя – вот и все. Я убил грабителя, ростовщика, шакала и шантажиста. Самого пронырливого и жестокого преступника из тех, что все еще не болтаются на виселице. И я готов к тому, чтобы меня самого за это повесили. Я бы убил его еще раз!
Он с яростью взглянул нам прямо в лицо, что, вероятно, выглядело актом бесстрашия в его пьяных глазах. Его грудь тяжело вздымалась, а челюсть словно окаменела.