Раффлс, взломщик-любитель

Я вспоминаю тот час, который потребовался нам, чтобы добраться до дома ростовщика, с почти болезненной четкостью. Мы пересекли Сент-Джеймсский парк (я до сих пор вижу яркие огни на мосту и их размытое отражение) и несколько минут ждали последний поезд в Уиллесден. Помню, что поезд отправился в 11:21 и Раффлс был весьма разочарован тем, что он не доходил до Кензел-Райс[32]. Нам пришлось выйти на Уиллесденской узловой и двигаться пешком в сторону довольно слабо застроенного района, в котором я никогда раньше не бывал. Однако я помню, что мы шагали по темной, окруженной деревьями тропинке, когда часы пробили полночь.

– Разумеется, – сказал я, – мы найдем его спящим в своей кровати.

– Надеюсь, – произнес Раффлс мрачно.

– Значит, ты собираешься взломать его дверь.

– А у тебя есть еще какие-то идеи?

Идей у меня не было никаких, чудовищнейшее из всех возможных преступлений полностью заполонило мои мысли. В сравнении с ним взлом был пустяком, однако все же преступным пустяком. Возражения были очевидны: ростовщик был au fait[33] со взломщиками и их методами, к тому же у него однозначно имелось огнестрельное оружие и он мог пустить его в ход первым.

– Я многое бы за это отдал, – сказал Раффлс. – Это была бы схватка один на один – и пусть дьявол нас рассудит. Полагаю, ты не считаешь, что я предпочитаю грязную игру честной? Но смерти, так или иначе, должен быть предан он, в противном случае мы с тобой сядем надолго.

– Лучше так, чем это!

– Тогда стой, где стоишь, мой дорогой друг. Я тебе говорил, что ты мне не нужен. А вот и дом. Что ж, спокойной ночи.

Я вообще не мог разглядеть дом – лишь угол стены, одиноко возвышавшейся в ночи. Звезды блестели в усеивавших ее зубцах из битого стекла. В стене были большие зеленые ворота, ощетинившиеся шипами и выглядевшие в лучах освещавшего свежевымощенную дорожку далекого фонаря так, словно могли выдержать удары стенобитного орудия. Казалось, что вдоль дороги располагались сплошные стройки и лишь этот дом был полностью завершен. Впрочем, ночь была слишком темна, чтобы судить об этом с определенностью.

Раффлс, однако, раньше видел это место в дневном свете и пришел готовым ко всем препятствиям. Он уже насаживал пробки из-под шампанского на шипы; еще одно мгновение – и он набросил на них свое пальто. Я отступил, чтобы не мешать ему подтягиваться, и увидел небольшую черепичную пирамидку над воротами. Как только он перелез на другую сторону, я ринулся вперед и в свою очередь тоже перевалился через обезвреженные пробками шипы и покрывавшее их пальто, которое затем стянул за собой.

– Решился все-таки?

– Вроде того!

– Тогда будь осторожен: здесь полно колокольчиков и пружин, призванных сообщить о незваных гостях. Это тебе не шутки! Стой на месте, пока я не сниму пробки.

Сад был очень маленьким и новым: полосы дерна все еще не были соединены в газон, однако видневшееся между ними основание из сырой глины было усеяно торчавшими из него лавровыми листьями.

– Тоже своего рода колокольчики, – прошептал Раффлс. – Ничто не шелестит сильнее. Хитрая старая тварь!

Мы аккуратно прокрались мимо них по траве.

– Он лег спать!

– Не думаю, Банни. Полагаю, он нас заметил.

– Почему?

– Я видел свет.

– Где?

– Внизу. В тот миг, когда я…

Его шепот оборвался, он увидел свет вновь – как и я.

Вспыхнув золотой полоской под входной дверью, он исчез. Затем опять блеснул золотой нитью под притолокой, после чего больше уже не появлялся. Послышался скрип ступеней, который, впрочем, тоже вскоре прекратился. Больше мы ничего не видели и не слышали, однако стояли на траве до тех пор, пока наши ноги не промокли от росы.

– Я иду внутрь, – сказал наконец Раффлс. – Не думаю, что он вообще нас видел. Хотя хотелось бы мне, чтобы это было так. Сюда.

Мы осторожно ступали, однако прилипший к нашим промокшим подошвам гравий ужасно шуршал, соприкасаясь с полом небольшой, крытой черепицей веранды со стеклянной дверью, которая вела внутрь. Именно через ее стекло Раффлс заметил свет в первый раз, и именно это стекло Раффлс сейчас и вырезал, вооружившись алмазом, горшочком патоки и листком оберточной бумаги, которые практически всегда носил с собой. Не то чтобы он обходился без моей помощи – он просто принимал ее так же инстинктивно, как она была предложена. Как бы там ни было, я своими руками помог ему распределить патоку по оберточной бумаге и прижимал ее к стеклу до тех пор, пока алмаз не описал ее контур и стекло аккуратно не упало нам в руки.

Раффлс просунул в образовавшееся отверстие руку, повернул ключ в замке и, протолкнув руку по самое плечо, сумел отпереть задвижку внизу двери. Оказалось, что задвижка была одна, и дверь открылась, пусть и не очень широко.

– Что это? – спросил Раффлс, когда что-то треснуло у него под ногами на самом пороге.

– Очки, – ответил я, подбирая их.

Я все еще ощупывал треснувшие линзы и искореженную оправу, когда Раффлс споткнулся и едва не упал с тихим криком, который он даже не пытался подавить.

– Тише, приятель, тише! – выдохнул я. – Он тебя услышит!