– Зависит от того, с какой стороны смотреть, мой дорогой Банни. Однако я не имел в виду мерзкие убийства. Я уже говорил тебе, что величайший человек из живущих – это тот, кто совершил убийство и не был пойман. Он мог бы собой гордиться, если бы души подобных людей были на такое способны. Только подумай! Подумай о том, как ты приходишь сюда и разговариваешь с людьми, – весьма вероятно, о самом убийстве. Зная, что это ты его совершил, и размышляя о том, КАК бы они выглядели, если бы знали об этом! О, это было бы великолепно, просто великолепно! Да и к тому же при поимке твой конец был бы милосердным и драматичным. Ты просидишь в тюрьме всего несколько недель, а затем отправишься на тот свет вместе со сливками криминального мира, тебе не придется гнить за решеткой семь или четырнадцать лет.
– Старый добрый Раффлс! – фыркнул я. – Я уже почти готов простить тебе то, что ты был в плохой форме на протяжении всего ужина.
– Да я в жизни не говорил с большей искренностью.
– Да ладно!
– Я серьезно.
– Тебе прекрасно известно, что ты бы не смог совершить убийство. Что угодно – но не это.
– Мне прекрасно известно, что я собираюсь совершить его сегодня ночью!
Он сидел откинувшись в кресле и смотрел на меня своими зоркими глазами из-под полуприкрытых век. Затем он наклонился вперед, и эти глаза метнулись к моим, словно клинок, выхваченный из ножен. Наконец я все понял, выражение этого взгляда было однозначным. Зная Раффлса, я мог безошибочно прочесть убийство в его сжатых кулаках, прочесть убийство в его стиснутых губах и прочесть тысячу убийств в этом твердом взгляде голубых глаз.
– Бэрд? – ужаснулся я, облизывая пересохшие губы.
– Разумеется.
– Но ты ведь сказал, что комната в Челси не важна.
– Я солгал.
– Но ты ведь в любом случае от него ускользнул!
– И это тоже была ложь. Мне не удалось это сделать. Я думал, что у меня все получилось, когда пришел к тебе этим вечером. Но помнишь, когда я выглянул из твоего окна, чтобы удостовериться еще раз? Он стоял на улице через дорогу.
– И ты еще об этом молчал!
– Я не хотел испортить тебе ужин, Банни, и не хотел позволить тебе испортить его мне. Однако он был там и, разумеется, проследил за нами до Олбани. Его любимая игра, столь подходящая его старому черному сердцу, – либо шантажом получить деньги от меня, либо – в качестве взятки – от полиции, так или иначе, но он не остался бы внакладе. Однако со мной этот номер не пройдет, он не переживет эту ночь, а в мире станет одним вымогателем меньше. Официант! Два шотландских виски с содовой. Я уйду в одиннадцать, Банни, больше мне ничего не остается.
– То есть ты знаешь, где он живет?
– Да, на Уиллесденской дороге. Причем живет он один, ко всему прочему он еще и скряга. Я все о нем выведал давным-давно.
Я вновь оглядел помещение. Это был клуб молодых джентльменов, и повсюду были молодые джентльмены, смеявшиеся, болтавшие, курившие и пившие. Сквозь дым сигар я заметил, как один из них кивнул мне. Я машинально кивнул ему в ответ и, тяжело вздохнув, повернулся к Раффлсу.
– И, разумеется, ты дашь ему шанс! – воззвал я. – Сам вид твоего пистолета заставит его одуматься.
– Он не сдержит свое слово.
– Но ты мог бы хотя бы попытаться.
– Возможно, я так и сделаю. Вот твой бокал, Банни. Пожелай мне удачи.
– Я тоже пойду.
– Ты мне не нужен.
– Я должен!
Холодные голубые глаза недобро блеснули.
– Чтобы помешать мне? – спросил Раффлс.
– Нет.
– Даешь слово?
– Даю.
– Банни, если ты его нарушишь…
– Можешь и меня пристрелить!
– Так бы мне, наверное, и следовало сделать, – торжественно произнес Раффлс. – Что ж, ты идешь на свой страх и риск, мой дорогой друг, но если ты все же решил это сделать, не мешкай: я должен еще заскочить к себе.
Через пять минут я ждал его у расположенного со стороны Пикадилли входа в Олбани. У меня были причины для того, чтобы оставаться снаружи. Я чувствовал, надеясь и страшась одновременно, что Ангус Бэрд все еще мог идти по нашим следам и что в случае, если я вдруг встречу этого ростовщика первым, развязка могла наступить быстрее и без хладнокровного убийства. Я бы не стал предупреждать его о нависшей над ним угрозе, однако предотвратил бы трагедию любой ценой. Даже когда эта встреча так и не произошла и мы с Раффлсом двинулись к Уиллесденской узловой, полагаю, что помешать убийству все еще было моим твердым намерением. Я бы не нарушил данное мною слово ни при каких обстоятельствах, и все же было утешением осознавать, что я мог бы это сделать, если бы захотел, даже понимая, чем мне это грозит. Увы! Боюсь, что мои благие намерения начали вытесняться всепоглощающим любопытством и затмеваться восторгом, шедшим рука об руку со страхом.