– В прошлый вторник мне пришла телеграмма от сэра Бернарда: мне следовало явиться к нему немедленно. Когда я добрался до него, он уже ждал меня на подъездной дороге. Не говоря ни слова, он повел меня в свою картинную галерею, которая была заперта и погружена в полную темноту. Там он поднял штору и указал на пустую раму от картины. Прошло довольно много времени, прежде чем я сумел выудить из него хотя бы слово. Наконец он сказал мне, что в раме была одна из редчайших и самых ценных картин в Англии – да и во всем мире – оригинал Веласкеса. Я это проверил, – сказал юрист, – и похоже, что его слова – чистая правда. Речь идет о портрете инфанты Марии Терезы, который считается одной из самых ценных работ художника и который превосходит лишь портрет одного из Римских Пап. Так мне сказали в Национальной галерее, где историю этой картины знают наизусть. Они говорят, что картина практически бесценна. А юный Дебенхем продал ее за пять тысяч фунтов!
– Вот болван, – заметил Раффлс.
Я поинтересовался, кто ее купил.
– Квинслендский законодатель по фамилии Крэггс – достопочтенный Джон Монтегю Крэггс, Ч. З. С.[38]
, так звучит его полный титул. Не то чтобы мы знали о нем что-нибудь в прошлый вторник, мы даже не были уверены, что юный Дебенхем похитил картину. Однако вечером в понедельник он приходил за деньгами, получил отказ, и было вполне очевидно, что он помог себе подобным образом. Он угрожал отомстить, и такова была его месть. И правда, когда я выследил его в городе во вторник вечером, он во всем признался самым наглым образом, какой только можно было вообразить. Однако он не собирался называть мне покупателя, так что на то, чтобы выяснить все остальное, у меня ушла неделя. Но я все же это выяснил, и с тех пор нет мне покоя! Я ношусь туда-сюда между Эшером и «Метрополем», в котором остановился квинслендец, иногда дважды на дню. Угрозы, предложения, мольбы, увещевания – и все без толку!– Но, – сказал Раффлс, – все ведь и так ясно. Продажа была незаконной, вы можете вернуть ему деньги и заставить отдать картину.
– Безусловно, но это потребует принятия мер юридического характера и спровоцирует публичный скандал, на что мой клиент категорически не согласен. Он готов потерять даже эту картину, лишь бы история не попала в газеты. Он отказался от сына, но он не опозорит его. Однако эту картину он должен заполучить любыми средствами, и в этом-то и заключается проблема! Я должен вернуть ее чистыми или грязными методами. В этом вопросе он дал мне карт-бланш, и я вполне уверен, что при необходимости он выпишет незаполненный чек[39]
. Он уже предлагал такой чек квинслендцу, но Крэггс просто разорвал его пополам. Оба они – старики крайне упрямые, а между ними оказался и я, отчего уже потихоньку начинаю сходить с ума.– И вы поместили объявление в газете? – спросил Раффлс все тем же сухим тоном.
– Как последнее средство. Я поместил его.
– Значит, вы хотите ВЫКРАСТЬ эту картину?
Это прозвучало великолепно, юрист залился краской.
– Я знал, что вы мне не подойдете! – прорычал он. – Я и не рассчитывал на людей вашего пошиба! Но это не кража! – воскликнул он с горячностью. – Это возвращение украденной собственности. Кроме того, сэр Бернард заплатит ему его пять тысяч в тот же момент, как только получит картину. И знаете что? Старый Крэггс не желает огласки в той же степени, в которой ее не желает сам сэр Бернард. Нет, нет, это предприятие – авантюра, если хотите, но не кража.
– Вы сами заговорили о законе, – прошелестел Раффлс.
– И о риске, – добавил я.
– Мы его покроем, – сказал он еще раз.
– Но в недостаточном объеме, – заметил Раффлс, качая головой. – Мой дорогой сэр, задумайтесь о том, что это означает для нас. Вы говорили о клубах. Нас не просто могут вышвырнуть из них – мы можем попасть в тюрьму как обыкновенные воры! Мы и правда в сложном финансовом положении, однако это не сумма, за которую стоит идти на такой риск. Удвойте ставки, и я – однозначно ваш человек.
Эдденбрук колебался.
– Вы действительно думаете, что у вас это получится?
– Мы могли бы попробовать.
– Но у вас нет…
– Опыта? Вот уж вряд ли!
– И вы в самом деле пошли бы на такой риск за четыре тысячи фунтов?
Раффлс взглянул на меня. Я кивнул.
– Пошли бы, – сказал он, – и к черту шансы!
– Это больше, чем я могу попросить моего клиента заплатить, – сказал Эдденбрук, его голос стал тверже.
– Тогда это больший риск, чем тот, готовности пойти на который вы можете ожидать от нас.
– Вы говорите серьезно?
– Бог тому свидетель!
– Тогда три тысячи, если вы преуспеете!
– Наша цифра – четыре, мистер Эдденбрук.
– В таком случае при провале вы не получите ничего.
– Удвоение или ничего?! – вскричал Раффлс. – Вот это по мне. По рукам!
Эдденбрук раскрыл рот, привстал, но затем вновь откинулся на своем стуле, окинув Раффлса долгим проницательным взглядом. В мою сторону он даже не смотрел.