– Мы сели ему на хвост, – послышалось сзади. – Уверен, что он поднялся по трубам, хотя как ему удалось это сделать, выбравшись из того окна, для меня загадка. Мы закроем тут все и осмотримся на чердаке. Так что вам лучше пойти с нами, если вы благоразумны.
Как и везде, в Олбани верхний этаж предназначен для слуг – скопление кухонек и каморок, использующихся многими в качестве кладовок для всякой всячины. Раффлс тоже входил в число этих многих. В нашем случае каморка, как и квартира внизу, пустовала, и это было большой удачей, поскольку с присоединившимися к нам управляющим и еще одним жильцом, которого тот привел с собой к неприкрытому возмущению Маккензи, мы набились в нее так, что едва можно было вздохнуть.
– Еще бы всю Пикадилли сюда привели, – сказал он. – Друг мой, выйдите на крышу, чтобы освободить немного места, и держите дубинку наготове.
Мы сгрудились у небольшого окна, в которое высунулся Маккензи; в течение минуты не было слышно ни звука, кроме скрипа и скольжения ботинок констебля по грязной черепице. Затем послышался возглас.
– Что еще? – прокричал Маккензи в ответ.
– Веревка! – услышали мы. – Свисающая на крюке с водосточной трубы!
– Господа! – проурчал Маккензи. – Эвон как он забрался наверх! Он мог сделать это с помощью одной из тех телескопических дубинок, а я об этом и не подумал! Какой длины веревка, парень?
– Довольно короткая! Я ухватился за нее!
– Она тянулась из окна? Спросите его! – крикнул управляющий. – Он может увидеть это, свесившись за парапет.
Маккензи повторил вопрос. Последовала пауза, после которой вновь послышался крик:
– Да!
– Спросите его, через сколько окон от нас! – крикнул управляющий в крайнем возбуждении.
– Говорит, что через шесть, – сообщил Маккензи через минуту, втянув голову и плечи обратно в комнату. – Мне бы очень хотелось увидеть эту квартиру через шесть окон отсюда.
– Мистер Раффлс, – объявил управляющий, прикинув в уме.
– Неужели? – вскричал Маккензи. – Тогда у нас вообще не возникнет проблем. Он оставил мне ключ внизу.
Его слова были полны сухого намека, так что даже мне не понравилось то, как они звучали. Казалось, что это совпадение уже начинало вызывать у шотландца подозрения.
– Где мистер Раффлс? – спросил управляющий, когда мы начали друг за другом спускаться вниз.
– Он вышел в город пообедать, – ответил Маккензи.
– Вы уверены?
– Я видел его, – сказал я.
Мое сердце билось как сумасшедшее. Больше я не рискнул произнести ни слова. Однако я проскользнул в начало нашей маленькой процессии и оказался вторым человеком, пересекшим порог, ставший моим личным Рубиконом. Сделав это, я сразу же вскрикнул от боли, потому что шагнувший назад Маккензи сильно наступил мне на ногу. Через секунду я увидел, что заставило его это сделать, и закричал еще громче.
У камина, растянувшись на спине во весь рост, лежал человек; на его лбу была небольшая рана, из которой сочилась кровь, заливавшая ему глаза. И этим человеком был не кто иной, как Раффлс!
– Суицид, – произнес Маккензи спокойно. – Нет… Здесь кочерга… Больше похоже на убийство.
Он опустился на колени и довольно жизнерадостно покачал головой.
– Нет, это даже не убийство, – продолжил он с тенью разочарования в своем будничном тоне. – Простая поверхностная рана. Сомневаюсь, чтобы она могла свалить его с ног, но, господа, от него так и разит хлороформом!
Он встал и вперил в меня свои проницательные серые глаза. Мои были полны слез, однако я смело встретил его взгляд.
– Как я понимаю, вы говорили, что видели, как он выходил? – спросил он сурово.
– Я видел длинное дорожное пальто и, разумеется, подумал, что это он.
– А я готов поклясться, что именно этот франт отдал мне ключ!
Это был несчастный голос констебля, стоявшего за нами. На него и накинулся побелевший от злости Маккензи.
– Я не спрашивал мнения проклятых полицейских вроде тебя! – заявил он. – Какой твой номер, подлец? П 34? Так слушай меня, мистер П 34! Если бы этот джентльмен был мертв, а не приходил в себя, пока я говорю, знаешь, кем бы ты был? Виновным в непредумышленном убийстве, ты, свинья с пуговицами! Ты знаешь, кого ты упустил, растяпа? Самого Кроушея – типа, который вчера сбежал из Дартмура! Клянусь Богом, тебя сотворившим, П 34, что, если я упущу его, тебя выпрут из полиции!
Дергающееся лицо, трясущийся кулак – таков человек в бешенстве. Это была новая сторона Маккензи, которую еще только предстояло осмыслить. Через мгновение он ринулся прочь.
– Не так-то просто разбить свою собственную голову, – говорил Раффлс позже. – В тысячу раз легче перерезать себе горло. Хлороформ – другое дело. Если тебе приходилось использовать его на других, ты знаешь дозу до капли. Значит, ты подумал, что я и вправду умер? Бедный старина Банни! Но, надеюсь, Маккензи видел твое лицо?
– Видел, – отвечал я.
Впрочем, я никогда бы не рассказал ему обо всем, что видел Маккензи.
– Тогда все хорошо. Я очень не хотел, чтобы он это пропустил. Но не нужно считать меня скотиной, старина, – я боюсь этого типа. И знай, что мы либо вместе пойдем ко дну, либо вместе же выплывем.